Счастье™ - Уилл Фергюсон Страница 24

Улыбка Мэй стала еще розовее.

– Ну что ж, тогда придется тебе самому проверить. Надо узнать точно, работает ли она у геев.

– Запросто. Попрошу Найджела помочь. А что, он все равно столько лет уже трахает мне мозг.

Мэй засмеялась, а Эдвин заказал еще выпивки.

– Оливер Рид. Актер. Слышала о таком? – спросил он.

– Супермен?

– Не Рив. Рид. Оливер. Английский актер, родился в Уимблдоне, 13 февраля 1938 года. Я наткнулся на него в одной из наших биографий знаменитостей. Помнишь тот грандиозный фильм про гладиаторов? Он там играл. Это его последняя работа, он умер на съемках. Где-то в Италии. А поскольку не успел сняться во всех своих сценах, его лицо приставили к чужой фигуре. На компьютере.

– Жуть какая, – произнесла Мэй.

– Оливер Рид начинал с дешевых ужастиков. Этакий анти-Супермен. Фильмы, в которых он снимался, просто кошмар, ничего достойного внимания. Где-то у меня был список… А, вот. Первая большая роль – в «Проклятии вервольфа». Потом «Два лица доктора Джекилла». Что еще? «Ночные создания», «Кровь на улицах», «Колодец и маятник». Еще он играл головорезов – в «Пиратах кровавой реки», «Шпаге Шервудского леса», «Трех мушкетерах», «Четырех мушкетерах» и так далее. Злодей в мюзикле «Оливер!» и танцор в «Лиге джентльменов». Но в основном он был второсортным героем-любовником. Голубые глаза. Томная привлекательная внешность. Скандальные интрижки со знаменитыми дамами, драки в барах и тому подобное. Боксер-профессионал и в то же время печально известный пьяница. Больше шестидесяти ролей, но, ей-богу, я вообще не помню, чтобы видел его. Странно. Насколько я знаю, он не читал книг по самосовершенствованию. Говорил, что жалеет только о том, что не опустошил все бары и не переспал со всеми женщинами планеты.

– Очаровательно. Эдвин кивнул:

– Не отличался особой чувствительностью.

– Ну и?.. – спросила Мэй. Он пожал плечами:

– Ничего. Просто… просто на обороте одной страницы Тупак Суаре кое-что о нем черкнул, наверное, случайно… но это никак не идет у меня из головы. При чем тут Оливер Рид? Какое отношение он имеет к поискам духовного просветления или обретению внутренней гармонии?

– Может, Суаре говорил по телефону, – предположила Мэй. – Многие в это время пишут что-нибудь на первом попавшемся клочке бумаги. Болтал с приятелем, а тот, к примеру, киноман, упомянул Оливера Рида, и Суаре машинально написал его имя. Не ищи скрытый смысл в авторских каракулях на обороте.

– Ты права, – сказал Эдвин. – Наверное, так и было. Просто записал. Что общего у вервольфа и доктора Джекилла с Тупаком Суаре, верно? Да? Но все равно… – Эдвин задумался. Интуитивно он чувствовал, что за этим что-то стоит, возможно, смерть Оливера Рида – ключ к разгадке истинных намерений Суаре. Но где связь? «И мне что-то нездоровится» – что он хотел этим сказать? И почему будущий гуру, который якобы не признает алкоголь, написал эти слова явно под мухой…

– Прием! – сказала Мэй. – Вызывает Земля.

– Прости. – Эдвин вернулся в реальность. – Я задумался.

– Да уж вижу. Я, конечно, не самый интересный собеседник на свете, но, раз уж мы проводим вечер вместе, не хочется, чтобы ты каждые пять минут впадал в прострацию.

– А? – Эдвин снова погружался в размышления. Мэй улыбнулась.

– Я хочу сказать, что мы хорошо понимаем друг друга. У японцев есть выражение ah-un, то есть общение без слов, какое бывает у старых друзей и… – Она запнулась. Понятие относилось также и к любовникам.

Эдвин собирался ответить, но что-то привлекло его внимание. Что-то снаружи. Ночная бригада под свет мигалок и вой сирены вешала рекламный щит. Огромный щит, а когда его прикрепили на фасад заброшенного здания, Эдвин прочитал: «Новый уникальный проект Фонда Рори П. Уилхакера!» И забыл про Оливера Рида.

– Интересно, – сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к Мэй, – банки еще открыты?

– Уилхакер? – произнесла Мэй. – А у нас не…

– Да, работал у нас уборщиком. Как ты думаешь, – обернулся он к ней, – Первый Национальный на Салливан-стрит еще открыт?

Она посмотрела на часы:

– Думаю, да. По-моему, они работают до одиннадцати. Но только те, что занимаются депозитами и переводом.

– Отлично! – Эдвин допил пиво. – Тогда я побежал. Пока.

И умчался – даже пальто не надел, и уже в дверях сигналил рукой таксисту. Мэй наблюдала его побег с недоумением. Вечер оборвался внезапно. Она не знала, что и подумать. Было обидно. Но хуже всего – чувство вины за то, что она съела так много чизкейка.

– Что ж, – вздохнула она, – хватит с меня женских хитростей, чтобы увлечь женатого мужчину. Разумеется, – сейчас она была сама язвительность, – «мужчину» в самом приблизительном смысле этого слова.

И снова Мэй задумалась: что она вообще увидела в этом дерганом, своенравном, тощем, насмешливом маньяке? И снова ответа не нашла. (И никто никогда не находит. Настоящего то есть.)

– Еще чизкейка! – махнула она официанту, словно раненый солдат, что зовет на помощь. – И побольше!