Красное море - Леонид Шадловский Страница 24

Гости расположились в огромном холле, ждали хозяина. Дядя Борух устроился в кресле, подальше от окна. Сказывалось врождённое чувство опасности. Чёрный с любопытством рассматривал камин, выполненный в стиле 18 века. Рустам, отослав своих быков обратно в Тель-Авив, сидел в кресле напротив Дяди Боруха, медленно потягивая коньяк. Вообще-то, Израиль не Россия, и не Америка, здесь не принято ходить в окружении охраны, но новые богатые репатрианты привезли с собой свои понятия. Некоторые приехали сюда с такими деньгами, на которые можно было бы скупить всю страну вместе с бедуинами и их верблюдами, поэтому охрана для них не столько охрана, сколько дань престижу.

Моше Бакланов тихо стоял в углу, делая вид, что он в этой компании оказался случайно. Моше знал практически всех собравшихся, но как он говорил, «не по чину ему общаться с ними». Хотя на самом деле, эти люди ни в грош не ставили заместителя мэра. Для них он был пешка, шестёрка, очень любил деньги, через него прокручивались разные не самые благовидные дела. При этом Моше был хитрый, умный, скользкий, знал, кого облизать, кого подмазать…Рядом с ним стоял Юрий Шац, депутат кнесета. Эти двое были достойны друг друга. Шац вылез, что называется «из грязи в князи», в Союзе был обычным инженером, звёзд с неба не хватал, но числился в отказниках и диссидентах. Это, да ещё знакомство с Щаранским, помогло ему в Израиле пробиться на самый верх политической иерархии. И, почувствовав вкус лёгких денег, Шац уже не мог отказаться от них. Поэтому он делал все, что от него хотели «денежные тузы», воры и авторитеты, однако, не смотря ни на что, он пользовался уважением обычных людей. Может, потому что они не знали о его второй жизни.

Старый Аарон Берг не стал задерживаться, обнял Натана возле ворот тюрьмы, и, пожаловавшись на больную спину, укатил к себе в Хайфу, где он был и царь, и бог.

Единственный, кто чувствовал себя чужим в этой компании, был Фазиль. Хотя и не подавал виду. Он чувствовал себя уверенно только тогда, когда его окружали собственные шестёрки.

Натан не просто так собрал этих людей. Ему нужна была поддержка авторитетов разных кланов для предвыборной кампании. Натан не хотел к ним обращаться, но прекрасно понимал, что без их помощи не обойтись. Примерно такая же ситуация была и в Питере. Кем бы он стал, где бы он был, если бы не поддержка Секи, Полковника, Грузина, и многих других, которые не чисты были перед законом, но которым он обязан своим возвышением. И здесь, в Израиле, то же самое. Ничто не меняется в этом мире.

Он оглядел присутствующих, поднял бокал с коньяком, и сказал:

— Спасибо, что встретили, что поддержали… Я хочу выпить за всех вас и, в первую очередь, конечно, за Дядю Боруха!

— Спасибо, Натан, уважил старика, — улыбнулся старый вор.

— Ты ещё не старый, — Натан покосился на Фазиля. Тот стоял молча, даже не взял предназначенный ему бокал. — Ты ещё многих девок потопчешь. Тебе ли говорить о старости!

— Господа, — встрял в разговор Шац, — может, перейдём к делу? У меня мало времени.

— Юрик, ты что, на шуке [1]? — Рустам исподлобья взглянул на депутата. Он не любил Шаца, называл его «ссучившимся козлом». Рустам, вообще, плохо относился к «слугам народа», считая, что каждого из них можно купить, припугнуть, «отшестерить», опустить… По большому счёту, так оно и было.

— Спокойно, господа, спокойно, — Натан поднял руку вверх, давая понять, что сейчас он будет говорить. — Вы у меня дома. Не время для разногласий. Я хочу, чтоб мы выработали чёткий план для предстоящих выборов. Как вы знаете, «кавказская» община, и Рустам это подтвердит, выдвинула меня своим кандидатом. Но этого мало, точнее, их голосов не хватит.

— Ты забыл про «бухарских», — подал свой голос Рустам. — Они тоже будут за тебя, если дать такую установку.

— Спасибо, Рустам. Но у меня другое предложение. Только отнеситесь к нему серьёзно, — Натан оглядел присутствующих, остановил взгляд на Моше Бакланове. — «Исраэль ба алия» во главе со Щаранским сходит «на нет», можно было бы присоединиться к либерзоновской «Наш дом», но вряд ли нам с ними по пути. И дело не столько в политике, которую проводит Эдик, сколько в том, что, соединившись с ним, мы теряем больше половины доходов.

— Извини, что вмешиваюсь, но почему ты считаешь, что ИБА теряет вес? — Бакланов выжидающе смотрел на Натана. Моше прошёл в мэрию от партии Щаранского. Он не считал себя должным ему, но прекрасно знал, что теперь в любую другую партию вход ему заказан. Он нигде не пользовался уважением.

— Не будем обсуждать то, что давно известно, — сказал Натан. — Щаранский своё награбил, сейчас он похож на объевшегося кабана, который валяется в грязи, отрыгивая то, что в него уже не лезет. Не секрет, что он отрыгнул и тех, кто был рядом с ним все эти годы. То же самое произойдёт и с Либерзоном. Поэтому у меня другое предложение.

Он замолчал, как хороший актёр, выдерживая паузу. Но он также знал, что затягивать паузу нельзя. Теряется внимание зрителей.

— Мы не пойдём на эти выборы!

Недоуменное молчание было ему ответом. Даже Фазиль, который о выборах слышал в первый раз, удивлённо воззрился на Натана.

— Поясни, — наконец подал голос Бакланов. Именно он терял больше всех, если Натан отказывался выдвигать свою кандидатуру в депутаты. Шац не проронил ни слова. Он уже давно поставил на Либерзона и его «Наш дом», и теперь тихо про себя радовался, что не промахнулся.

Зачем нам вообще нужны «русские» или ивритские партии? — продолжал Натан. — Не лучше ли создать свою собственную?

— Ага, воровскую, — хохотнул Рустам.

— Ты меня, шакал, с собой не ровняй, — вдруг вызверился Натан. — Я к ворам себя не причисляю!

— А кто же ты? Ссучившийся?! Я давно это подозревал, — Рустам буром попёр на Натана. Назревал скандал. Натан подобрался, приготовился к нападению, но внешне был спокоен. Он ждал только первого удара.