Семья - Лесли Уоллер Страница 24

Она медленно вернулась в столовую и стала убирать приборы со стола, и только тут поняла, что никогда раньше не делала ничего подобного, во всяком случае, она не могла припомнить, чтобы она выключила телевизор в середине программы. Ее родители делали это лишь в тех случаях, когда она или Селия отказывались готовить уроки. Она могла бы переключить телевизор на другую программу. Но никогда раньше, за все те годы, что Розали просидела перед экраном телевизора, сама она не выключала его, не досмотрев программу до конца.

Она нервно оглянулась на телевизор, который стоял в соседней комнате, будто ее сердитый взгляд на слепой экран мог привести ее в чувство. Потом она нервно засмеялась сама над собой, собрала со стола тарелки и серебро и пошла на кухню.

Миссис Трафиканти в пятницу вечером убирала все очень тщательно. Вокруг было чисто и аккуратно. Она не работала по субботам и воскресеньям, и Розали всегда старалась, чтобы в понедельник утром кухня была такой же, какой ее оставила миссис Трафиканти.

Она вынула жаркое из плиты и понюхала его. Оно было приготовлено в английском стиле, постное, не сильно соленое, сверху слегка помазанное горчицей. Теперь оно перестоялось, остыло. Розали отрезала три кусочка, остальное сунула в огромный двухкамерный холодильник.

Ее короткие пухлые пальчики работали автоматически. Она поставила на огонь сковородку, положила масло, порезала маленькую луковицу, добавила зеленого перца и чеснока. Она помешивала смесь, пока та не стала золотистой, потом порезала мясо на мелкие кусочки и, все это перемешав, тушила минут десять. Она принесла тарелку, села на высокий стул.

«Три сотни калорий?» — спросила себя Розали. Предел, три сотни. Нельзя было класть даже пол чайной ложки масла. Она начала было протягивать руку к хлебнице, потом остановилась, поджала решительно пухлые губки.

— Ни в коем случае не употреблять крахмал! — произнесла она громко.

Она вздыхала, пока ела. Не то чтобы пища была невкусной. Просто ей не нравилось есть одной. Она редко это делала. Но сегодняшний день, решила она, является поворотной точкой. Сначала я выключила телевизор, подумала она, теперь ем одна. Последний раз она ела одна, насколько помнила, когда лежала в больнице с Грациэллой. Но даже там ей приносили кормить ребенка сразу же, как только заканчивался ланч.

Съев наполовину блюдо, Розали опять потянулась к хлебнице. На этот раз ее рука наткнулась на батон итальянского пшеничного хлеба. Она отломила кусочек. Безразличным движением сунула его в рот. «Я всех дурачу», — думала она уныло.

Украденный кусок хлеба привел ее в плохое настроение. Она чувствовала себя несчастной, когда делала подобные вещи. То, что Бен не пришел домой, заставило ее жутко захотеть хлеба, или макарон, или еще чего-нибудь, что можно было бы съесть с мясом. Сумасшедшая, сказала она сама себе. Голодать весь день, всю неделю, почти целый месяц. И потом смошенничать с кусочком хлеба. Просто сумасшедшая.

У сестер в школе при церкви Святое Сердце она была на примете, слыла обжорой. Розали всегда сидела с Шейлой Кифи, которая ненавидела десерты. И Розали доставалось два десерта, пока ее не поймали на этом сестры. Она посмотрела на еду в тарелке и внезапно почувствовала себя плохо, отодвинула тарелку, тоже впервые.

Розали вернулась в гостиную. Она подумала, что умнее всего было бы надеть ночную рубашку, подняться наверх и сесть смотреть фильм с Софи Лорен, пока не захочется спать. Вместо этого она устроилась на диване и взяла в руки журнал, который купила вечером на Манхэттене. Он продавался в Скарсдейле и почти во всех городах страны, но. Розали никогда раньше не покупала его. Это был журнал для женщин, и вот сегодня она впервые в жизни купила его на Манхэттене.

Сегодня три вещи, подумала она, произошли в ее жизни впервые.

Она просмотрела несколько цветных фотографий красивых молодых моделей с короткими стрижками. У одной волосы были такие же, как у Розали, только еще короче. Стрижка была похожа на мальчишескую, волосы падали на глаза. Потрясающе, думала Розали, но ведь нужно иметь такое узкое лицо.

А тут лицо — точно луна, круглое, широкое, белое. Как клецка.

Она будет больше времени проводить на солнце. Брюнетки должны быть загорелыми и здоровыми, как ее отец, а не белыми и слабыми, как она. Она стала читать журнал и была поражена и испугана, прочитав статью о противозачаточных таблетках. Она не улавливала смысла слов — менструальный цикл, овуляция, — она просто ничего не понимала. Но то, что они писали в журнале об этом, заставило ее сердце биться сильнее, а щеки — зардеться.

Она конечно же знала, что это большой грех. Хотя в статье упоминались имена некоторых католических врачей, которые не были уверены в том, что это следует считать грехом; о подобных вещах надобно спрашивать священника. Но кто в здравом уме спросит об этом священника? Она, конечно, могла спросить свою мать. Но она разделяла взгляд своих отца и дедушки на мать, смазливенькую легкомысленную кокетку. Тот факт, что у нее были только две дочки — Розали и Селия, всегда был немного подозрительным. Мама была из Турина, а вовсе не из Сицилии, и поэтому не вызывала должного уважения. Не то чтобы итальянцы с севера были легкомысленны по натуре, но они не умели серьезно относиться ко многим ценностям. Она лично не могла винить мать за это, а вот другие, часто против ее воли, твердили ей о серьезных недостатках ее матери. И в конце концов, если два таких уважаемых человека, как отец и дед, думают одинаково… Именно по этой причине Розали ничего не хотела спрашивать у матери. Она боялась, что ответ будет следующим: пользуйся таблетками.

Ну, а почему бы и не воспользоваться ими? Розали нахмурилась и опустила журнал на колени. Она действительно так думает? Может, в глубине души она считает, что таблетки это не грех или совсем маленький грех? Может, она также легкомысленна, как и ее мать? Какое имеет значение мнение докторов! Папа же ясно высказывал свою точку зрения по этому поводу.

Она опять встала, прошла в кабинет Бена, взяла большой словарь, который стоял у него на полке. «О-ву-ля-ци-я».

Позже, когда Розали уже лежала в ночной рубашке, она думала о том, какими могли быть их отношения с Беном в постели, если бы она не боялась все время забеременеть.

Она действительно не хотела больше иметь детей, во всяком случае пока что. Ее просто убивало, что ей приходилось все время отталкивать Бена, исключая безопасные дни месяца. А если заниматься любовью каждую ночь и не трястись от страха? Аж дух захватывало при этой мысли.

В журнале рассказывалось и о более страшных вещах, о которых не следовало бы и говорить, — о внутриматочных средствах. Женщины что-то вводят внутрь. Но матка — это ведь то место, где зарождается и растет ребенок! Все это было открытием для Розали. Внутриматочные средства вводятся через шейку матки. Через час с помощью словаря она разобралась во всех словах.

Значит, доктор должен войти туда и… а почему бы и нет?

Старый доктор Скаффиди был там, и Бен — тоже. В конце концов, это естественно. И если быть честной, там побывали быстрые, беспощадные пальцы Фрэнка Галлиарди, Чарли Ги и Денниса Горгона в тот вечер, когда все напились после церкви по случаю перехода на последний курс. При рождении там были Барни, Тина, Анита и Грациэлла. Просто — улица с оживленным движением. Ей нужен там регулировщик, вот в чем дело. Подумав об этом, Розали хихикнула и выключила свет рядом с кроватью.