Индия глазами русского Шивы - Наталья Лайдинен Страница 24

– Так ты это все под кислотой рисуешь? – начал понимать я лучше Мишино творчество.

– Не только! От пластилина или каши тоже не отказываюсь. Но кислота – это же ключ к дверям восприятия. Принял – и понеслось. Великая симфония космоса… Взорвем, что ли?

Через полчаса пошел дождик. Я, давясь от брезгливости, затащил ушедшего в беспробудный кислотный астрал Мишу в его грязную комнатенку без окон и положил на продавленную раскладушку. Художник эпохи Майтрейи бормотал иногда что-то матерное, тихо посмеивался, подозрительно косился на меня, чмокал губами, звал маму и явно был не способен ни к какому творчеству.

* * *

До поездки в Индию я как-то не задумывался даже о том, что семья Рерихов внесла особый духовный или какой-то иной вклад в мировую историю. Николая Рериха я воспринимал исключительно как художника, картины которого видел когда-то давно в Москве в Музее Востока.

А вот в Наггаре, побродив по имению, расположенному на нескольких гектарах индийской земли, я заинтересовался рериховским вопросом предметно. Почитал литературу в Интернете, с людьми поговорил. Честно говоря, смотрители музея ничего внятного мне объяснить не смогли или не захотели. Более того, они почему-то уклонялись от самых важных вопросов. По крайней мере, из их восторженных рассказов я так и не понял, в каких отношениях состояли Рерихи с Советской властью, британской разведкой и почему провалилась операция «Красный Восток». После вопроса о том, кем Рерих все-таки был в большей степени – художником или политиком, – служители со мной вообще перестали разговаривать.

В офисе музея висит огромный портрет Елены Рерих, увенчанный гирляндой из цветов. Так в Индии обычно почитают святых. Экзальтированное почитание Рерихов в наггарском имении меня немного смутило. Я ожидал встретить другой, более взвешенный и научный подход к анализу их жизни и деятельности. Но видно, дело за будущим.

К этому времени я уже полистал кое-что из Блаватской, начал читать «Агни Йогу», написанную Еленой Рерих якобы под диктовку Учителей. Впечатление сразу стало двойственным. Вопросов, как в Прашанти Нилаям, снова стало больше, чем ответов. На удачу, в один из дней неподалеку от института Урусвати я встретил историка-искусствоведа, профессора Сергея Ивановича Брусникина. Он одиноко стоял около входа в музей, мял в руках соломенную шляпу и печально качал головой.

– Жаль! Как жаль! – сокрушался он по-русски.

– Вам что-то нужно? Может быть, вам помочь? – Я подошел.

– Да нет, ничего. Вот, обидно. От музея Урусвати все, что осталось, – матрешки да русские национальные костюмы. Где все материалы? Вывезены были в СССР или в Штаты? Как бы интересно было сейчас их поизучать. Столько всего еще закрыто в архивах!

– Вы Рерихами занимаетесь?

– Да, занимаюсь. Долго работал в архивах разных стран: не только в России, но в США, Швейцарии. Книжку вот теперь пишу. Только мне уже сказали, что в России ее вряд ли издадут.

– Странно. Сейчас столько разной литературы выходит… К тому же, я думаю, она для многих может быть интересной. Вот я в Сети почитать пытался про Николая Рериха, но материалов мало, тяжело в чем-то разобраться. Одно впечатление: все друг друга ругают.

– Молодой человек! – Сергей Иванович посмотрел на меня поверх очков. – Давайте присядем на скамейку, поговорим. Давно с молодежью не общался. Вот вам лично что интереснее всего в творчестве и жизни Рерихов?

– Да все, наверно. Как жили, почему оказались в Индии. Что их там с Америкой связывало. Правда ли, что были планы по избранию Николая Рериха далай-ламой или это миф? Есть какие-то разрозненные факты, которые у меня никак в общую картину не сложатся, а от служителей музея ответов не добиться.

– Нашли, кого спрашивать! – недобро ухмыльнулся Сергей Иванович. – Им деньги платят, чтобы они говорили то, что им скажут. Есть, кстати, несколько ученых, которых сюда даже на порог не пускают, поскольку они правду найти и описать пытаются. Меня вот пока в лицо не узнают, к счастью…

– Но мы же в Индии, и сейчас не тридцать седьмой год! – усомнился я.

– Молодой человек! – Профессор посмотрел на меня поверх очков. – Мне нравится ваша горячность и наивность. Но надо смотреть правде в глаза. Открытие архивов по Рерихам очень многим невыгодно. На базе частичной информации люди конструируют мифы, зарабатывают деньги. А для меня на первом месте и прежде всего историческая объективность. Я ученый, и я против подтасовки и сокрытия фактов. Надо называть вещи своими именами и не стесняться того, что было. В нашей стране уже были попытки переписывать историю, чем это кончилось – всем известно. Такой вот у меня подход к истории вообще и к Рерихам в частности.

Так мы проговорили несколько часов, пока не начал закрываться музей и нас не попросили на выход сотрудницы с хмурыми лицами севадалов из ашрама Саи Бабы.

Мы продолжили разговор за чашкой кофе в отеле, где жил Брусникин. В тот вечер я неожиданно узнал очень много нового и интересного о жизни Рерихов после отъезда из России. У меня нашлось одно слово для описания услышанного тогда: искушение.

– Но тогда объясните: кто такие махатмы? Я видел тут их портреты. В книгах Рерихи называют имена: махатма Мориа, например… Как у Блаватской. Я прочитал в Интернете, что опубликованы тома переписки с ними! Неужели это просто вымысел?

– А интересовались ли вы, Федор, когда-нибудь значением слова «махатма»? – мягко спросил меня профессор. – Кого называют в Индии таким красивым словом?

– Точно не знаю. Наверно, это обозначение какого-то святого высокого уровня, учителя… – предположил я.

– Вот вы и попались! Великая сила мифа! – торжествующе блеснул очками Брусникин. – Все дело в том, что в Индии любого монаха, кроме саддху, можно назвать махатмой совершенно официально. Так что к великим космическим Учителям это слово не имеет никакого отношения. Под видом таких махатм могли выступать монахи, имеющие минимальные сиддхи. Просто для западного мира, в том числе для таких великих умов, как Рузвельт, это восточное слово имело магическое значение, любые двери отпирало. Таким образом, носители контактов с этими самыми махатмами могли претендовать на роль посредников с высшими мирами и реализовывать через это свои интересы, не всегда высокодуховные. Не буду утверждать, что именно так было и с Блаватской, и с Рерихами. Это надо еще исследовать. Но достоверно можно и сейчас сказать, что интересы у них разнообразные были: и творческие, и религиозные, и политические. Масонские еще интересы, возможно – разведывательные. Очень сложный, даже противоречивый набор, не правда ли? При этом я абсолютно не оспариваю возможности Елены Ивановны вступать в контакт с некими тонкими мирами. Вопрос только: что это были за миры? Так что, молодой человек, не анализируя детально весь этот пестрый букет, вообще к творчеству Рерихов подступаться нельзя. Одномерная ерунда получится. Думайте, молодой человек, анализируйте, сопоставляйте. Секты возникают там, где частичное знание умножается на слепость веры.

* * *