Освещенные аквариумы - Софи Бассиньяк Страница 24

— Алло! Это я, — сказала Клер матери.

— Кто «я»?

Хорошее начало.

— Клер.

— А! У вас с сестрой совершенно одинаковые голоса. Никогда не научусь вас различать.

Клер ненавидела звонить родителям. Могла ли она сказать также, что ненавидит родителей? А ведь отчасти это была правда. Она терпеть не могла приезжать в их провинциальную квартиру, в которой витал запах старости, несмотря на усилия, которые отец и мать предпринимали, чтобы казаться молодыми. Покидая родительский дом, она не прихватила с собой любовь к ним обоим, засунув ее в карман вроде фетиша. Никаких чудесных воспоминаний, способных поддержать иллюзию и спасти их от краха, у нее не осталось.

Оба родившиеся в семьях коммерсантов — торговля сыром на рынке с одной стороны, галантерейная лавка — с другой, — ее родители открыли в бывшей галантерее магазин бретонских сувениров и посуды Кемпера. По причине хрупкости мисок в завитках и сервизов в «огурцах» детям было категорически запрещено совать туда нос. Позже родители переквалифицировались в продавцов товаров для розыгрышей, и в их заведение под многообещающим названием «Веселые приколы» потянулись все местные бездельники, готовые праздновать что угодно хоть круглый год. Отец прочитал где-то, что наступает «эра развлечений», и решил, что на забавных пустяках разбогатеет быстрее, чем на кемперском фарфоре. Клер росла в окружении накладных пластмассовых сисек, подушек-пердушек, жвачек с перцем, ночных горшков для новобрачных с нарисованным на дне глазом и ложек, которые таяли в кипятке. Семья жила в ритме свадеб, проводов в армию, мальчишников и девичников по случаю прощания с холостяцкой жизнью. Отец относился к своему делу очень серьезно, на себе проверяя, как долго можно выдержать в маске, пока не начнешь задыхаться. На дочерях он испытывал аксессуары к маскарадным костюмам, которые давал на прокат для вечеринок.

Мать Клер, мечтавшая о совсем иной жизни, ненавидела магазин и особенно покупателей, которых считала пошляками. Если уж торговать, то расписанными вручную блюдами, а не вампирскими челюстями. Ностальгия по сувенирной лавке осталась с ней навсегда. Очевидно, раннее детство дочерей связалось в ее представлении с этим незабвенным периодом, потому что она постоянно придиралась к ним, едва подросшим, словно в торговом зале ушло за бесценок их бретонское приданое. О своих «дочурках» она говорила так, будто они умерли или в крайнем случае были обменяны на этих двух угрюмых девах, не желающих помогать в магазине, ходить в походы и одеваться в «Дам де Франс» [16].

Клер верила, что ее мистическая страсть к тишине родилась из-за постоянного гомона в магазине и шума в квартире, которую семья занимала этажом выше «Веселых приколов». Самым болезненным аспектом ее фобии оставались родительские ссоры. Их бурные перепалки следовали по раз навсегда заведенному протоколу. Начинала всегда мать, и всегда на одни и те же темы. В их числе фигурировали: во-первых, магазин одежды, который, подобно Эдему, становился чем желанней, тем недостижимей, и, во-вторых, этот вечно дождливый город, в котором у нее «нет ни одной подруги, если не считать приятельниц по клубу Weight Watchers [17], но и те испаряются, едва расстанутся с лишними килограммами». Отец, словно бык за загородкой, поджидал, пока она не приоткроет дверцу и не примется размахивать красной тряпкой наиболее ненавистного ему сюжета — его семьи. «Навязались на мою голову, родственнички, все как один дураки набитые, а чему удивляться, если живут как в тюрьме, света белого не видят и детей делают так же, а уж этих дядек с тетками не счесть, интересно: они вообще когда-нибудь умирают? А ты изволь, навещай их, да еще не по одному разу в год». Ее, конечно, заносило, это надо признать. Отец при этом принимался метаться по комнате, рыча от ярости и расшвыривая плетеные кресла и стеклянные безделушки. Но кипятился он впустую, потому что не был агрессивным человеком. В сущности, на глазах своей несгибаемой жены он занимался не чем иным, как саморазрушением, но в любом случае ни за что на свете не бросил бы ее — это для него было немыслимо.

Клер была в семье младшей, Анна — на два года ее старше. Симпатичная брюнетка с длинными вьющимися волосами, карими глазами и танцующей походкой, всю их затянувшуюся юность она служила сестре плотной и неотвязной тенью. Клер по примеру отца в ответ лишь сердито топала ногами. Потом она открыла для себя литературу и заперлась в своей комнате — ни дать ни взять сказочная принцесса в ожидании совершеннолетия. Она присутствовала — скорее в качестве стороннего наблюдателя — при эмансипации сестры, которая начала таскаться по ночным клубам и возвращалась на рассвете, пошатываясь и распространяя вокруг запахи пота и блевотины. Все ее многочисленные дружки принадлежали к местной буржуазии, поскольку Анна твердо вознамерилась подцепить в худшем случае будущего владельца кожгалантереи, которому светило наследство от папаши в виде шикарного магазина, а в лучшем — кого-нибудь из «этих», то бишь студентов медицинского факультета или здешнего отделения знаменитой Парижской коммерческой школы. Родители жутко раболепствовали перед юнцами в небесно-голубых сорочках, которые, распушив хвосты, прохаживались у них по гостиной и делали вид, что интересуются масками Лорела и Харди [18]. Анне дали добрый совет как можно скорее начать принимать противозачаточные таблетки. Она к нему прислушалась и постаралась извлечь из жизни максимум удовольствия.