Девушка по имени Августа - Вадим Норд Страница 24

На связях и строился план Александра. Незнакомому человеку, пришедшему, как иногда говорят, «с улицы», Лилия Евсеевна спокойно может отказать. Кому-то из своих знакомых она вряд ли откажет. Знакомым отказывать не принято, а то и они могут отказать, когда к ним обратишься. Просьба-то, в сущности, совершенно невинная – предоставить возможность снять копию с истории болезни. Александр может даже не выносить ее из подвала, а отсканировать прямо там, на глазах у Лилии Евсеевны. Если окажется, что у нее нет ни ксерокса, ни сканера (невероятно по нынешним временам, но чего только на свете не бывает), то в телефоне Александра есть программа, позволяющая делать сносные копии в различных форматах. А можно и просто сфотографировать постранично крупным планом, тоже вариант.

Никаких опасений профессионального характера у Лилии Евсеевны быть не должно. Александр ни при каких обстоятельствах не сможет использовать эту историю болезни в ущерб интересам клиники, потому что он сам оперировал Кузнецова. Да и оформлена история была нормально, ни к чему не придраться.

Опасаться можно было другого, но если бы Лилия Евсеевна опасалась, то не осталась бы в Петербурге и не ходила бы на работу, а уехала куда-нибудь, как, например, уехал сменивший Дегтярского Леонид Маркович. То, что она сидит за закрытой дверью и не открывает посетителям, – это ее причуды, ее тараканы, а не проявление опасений за свою жизнь. Вряд ли какой-то киллер явится по ее душу в клинику. Клиника «Прогресс» не самое подходящее место для киллера – охранник, девушки на ресепшен, люди в коридорах. Могут запомнить, не факт, что получится уйти незамеченным после убийства. Подкараулить в подъезде куда проще…

Может, Лилии Евсеевне было велено не выдавать никому, ни под каким предлогом истории болезни? Ничего страшного, если захочет, то выдаст. Все равно, кроме Александра, о том, что она нарушила приказ руководства, никто знать не будет. Из любого правила есть исключения, и нет приказа, который нельзя было бы нарушить. И вообще, у нас не Германия с ее дотошным (как говорят некоторые, «до тошноты дотошным») соблюдением правил. У нас все решает человеческий фактор. У нас человек и его воля выше и сильнее любого параграфа в инструкции. В конце концов, миром правят люди, а не инструкции.

Вечер вторника Александр посвятил составлению списка тех, кого следовало обзвонить завтра с утра. Можно было бы начинать обзвон и с вечера, поскольку большей частью номера были мобильными, но это не совсем правильно. Звонок носит скорее деловой характер, нежели личный, стало быть, и звонить надо в рабочее время. Лучше всего – с утра, в промежутке между девятью и двенадцатью часами. Опять же, звонки в рабочее время не располагают к долгим разговорам, а список получился длинным – двадцать семь человек. Пятерых питерских хирургов Александр поставил в начале, остальные фамилии пошли по алфавиту. Двадцать номеров имелись в записной книжке Александра, семь он без труда нашел в Сети. Врачи обычно не скрывают свои контактные данные, даже наоборот.

Своего начальника Геннадия Валериановича Александр в список не включил, несмотря на его обширнейшие связи. Не хватало только, чтобы босс снова заподозрил Александра в нелояльности и желании сменить место работы. Так можно испортить отношения навсегда, окончательно и бесповоротно. Валерианыч не самый лучший начальник на свете, но и далеко не самый худший. Не хотелось бы расставаться. Пока, во всяком случае, не хотелось бы.

Перед сном Александр совершил короткую прогулку по Невскому проспекту, чтобы немного развеяться. Пока гулял, пробовал представлять, как тут все было раньше, лет двести назад. Знаний катастрофически не хватало, картины рисовались размытые, скудные деталями. «Надо бы перед следующим приездом подготовиться, – подумал он, – почитать что-нибудь историческое и «путеводительское». А то получается как-то не очень…»

В том, что следующий приезд состоится довольно скоро, у Александра не было никаких сомнений. И в том, что приездов этих будет много, он тоже не сомневался, несмотря на то, что никаких авансов и обещаний не получал. Случайное знакомство, совместная прогулка, приглашение в гости, чай с бутербродами…

Можно сказать, что ничего особенного не произошло, они с Августой даже не поцеловались ни разу, не говоря уже о чем-то большем, и объяснений между ними не было, но тем не менее Александр чувствовал, что встретились они неспроста и что эта встреча неминуемо перерастет в нечто серьезное. Он даже не чувствовал, а был уверен в этом. Если еще утром Александр раздраженно думал о том, за какие такие грехи свалилось на него такое паскудное «приключение», то сейчас, лавируя между пешеходами на многолюдном проспекте, он склонен был допустить, что «приключение» выступало в качестве прелюдии к встрече с Августой, и от этого оно уже не казалось настолько паскудным. Или, по крайней мере, не вызывало столько раздражения. Воистину, не знаешь, где найдешь и где потеряешь. И что именно найдешь-потеряешь, тоже неизвестно. Вот только бы поскорее разобраться с проблемами, чтобы потом приезжать в Питер с легким сердцем и ясной головой… Это же так замечательно – приезжать в Питер с легким сердцем и ясной головой, встречаться с любимой женщиной… Любимой? Конечно же, любимой! А что это такое, если не любовь? Классический, можно сказать, пример встречи двух половинок, когда, встретившись, люди с первой же минуты начинают испытывать друг к другу расположение.

Александр уже решил, что вне зависимости от исхода своих дел останется в Питере до воскресенья и непременно сходит с Августой на экскурсию. И, может быть, не только на экскурсию. Можно, например, в Кронштадт съездить. Александр никогда не был в Кронштадте. Там, кажется, есть где погулять. И Дане, сыну Августы, должно быть интересно – форты, пушки…

– Дегтярский?! – холодно и как-то не очень довольно переспросил первый из знакомых питерских хирургов. – Да я с этим типом, пардон муа, на одном поле какать не сяду! Даже на Марсовом! И клиники его поганой для меня не существует!

Какать на Марсовом поле? Наверное, коллега имел в виду размеры поля, а не его историческое значение. Слово «поганая» применительно к клинике покоробило Александра. Но, видимо, у коллеги были причины так выражаться. И, кажется, он ничего не знал об убийстве Дегтярского. Странно…

– Угораздило же вас, Александр Михайлович, – посочувствовал коллега номер два. – Дегтярский был таким жучилой… Я нисколько не удивился, когда узнал, что его убили. Понимаю, что не зря вы к его клинике ходы ищете, но помочь ничем не могу…

– С «Прогрессом» ни дел, ни связей не имею, – коротко ответил третий.

– Никаких? – зачем-то спросил Александр.

– Себе дороже, – так же кратко ответил коллега.

– Знаете, как мы в узких кругах называем покойного Дегтярского? – спросил четвертый. – Карабас-Барабас. Для него сотрудники – куклы, а медицина – театр. Рад бы помочь, но никого там не знаю и имя Лилия Евсеевна слышу впервые.

– Знаю, знаю Лильку, – обнадеживающе начал пятый, – та еще сука, и это мягко сказано. Главная стукачка и дура, каких поискать. Я, когда увольнялся, сначала главному высказал, что о нем и его шарашкиной конторе думаю, а потом Лильке отдельно парочку теплых слов сказал. Она настолько впечатлилась, что трудовую мою минут десять найти не могла…