Смрт - Эдуард Лимонов Страница 24

Как обычно бывает на похмельный день, у нас внезапно началась коллективная депрессия, мы помрачнели, хотелось выпить много алкоголя, чтобы взбодриться, хотелось есть, фляжки опустели, стало очень холодно. Потому мы решительно вошли — «словен» (на самом деле серб со словенским паспортом) и я впереди, а «тигры» мрачные за нами — в заведение под названием «Trattoria d'Oro». Мы выбрали эту «золотую тратторию», потому что оттуда вышли, покачиваясь, два типа, очень похожие на нас: в бушлатах, шарфах. Впрочем, у нас все было завязано и застегнуто, а у них развязано и расстегнуто.

Внутри нас окатило горячим воздухом, пахнущим распаренными моллюсками и вином. Толстый человек с усами и замашками хозяина, в слишком узком для него черном пиджаке и черном галстуке поверх рубашки, улыбнулся нам радушно и спросил, парляре ли мы итальяно? Я улыбнулся и сообщил ему, что мы французы и можем говорить еще по-английски, а вот парляре итальяно не можем.

Он повел нас к столу, круглому, за которым не было стульев. Стол стоял в углу, а рядом горел вполне скромный, но все же камин. Стулья нам немедленно принесли, и тотчас стали приносить приборы официанты, такие же, как и хозяин, все кроме одного, с усами. Мы уселись и только тогда оглянулись вокруг… Зал был полон женщин, пьющих чай и кофе… Их было так много, что неудивительно, что стол нам отдали тот, который предназначался для служебных нужд официантов. Не выставлять же клиентов за дверь. Ей Богу, там были одни женщины. Молодые и старые, но все довольно чопорного вида, и нас осенило: «Это же вечер перед Рождеством. Они собрались здесь, должно быть, это их традиция, конгрегаций одной из близлежащих церквей, перед Рождеством зайти и откушать здесь сладостей, и чай, и кофею».

— Да! — сказали мы все почти одновременно. Точнее, мы промычали. Мы попали не к девкам, но к небесным каким-то ханжам.

— Может, у них и вина нет? — сказал старший из сербов, Славко Зорич.

— Но у них пахнет спагетти с моллюсками, это точно, — отметил я и втянул носом воздух.

— Однако они все пьют чай! — сказал Мома Милютинович, «тигр», который читал все мои статьи в газете «Борба».

— Среди них есть симпатичные девочки, — сказал другой Мома, Момчило Зеленич, самый молодой из нас «тигр».

Когда мы попросили у толстого литр граппы, он не изменился в лице. Два трехлитровых кувшина «вино росса» оживили цвет его щек. Мы начали ему нравиться. Они, да, сделают нам столько спагетти с моллюсками, сколько мы сможем съесть, и, да, они принесут для двух «мсье» осьминога с сельдереем.

Когда нам принесли бутылку и кувшины, итальянские дамы заулыбались. Когда они заулыбались, мы поняли, что это либо не совсем итальянские женщины, либо совсем нет, не итальянские. Когда мы выпили граппу и стали пить вино, жадно поедая и спагетти, и осьминогов, и потребовав после «моллюсков Саванарола» и телятины, женщины перестали разговаривать и смотрели уже только на нас.

Потом Момчило Зеленич, самый молодой из нас, встал и пошел к ним. Сербы — это американцы Балкан, они рослые и могучие ребята; встав, Зеленич выглядел как молодой, чуть опьяневший богатырь в темном свитере. Волосы у него были русые. Он нашел с ними общий язык — английский. И через некоторое время вернулся с одной из них.

— Это Сандра, — сказал он, — она янки. В Венеции проходит международный конгресс анестезиологов. Собрались на рождественскую трапезу.

— А где же анестезиологи-мужчины? — спросил кто-то из нас.

— У нас есть там трое мужчин, — сказала Сандра. — Они вдалеке сидят. А двое уже ушли.

— Мы думали, у вас тут антиалкогольный конгресс, — сказал Мома Милютинович. И подвинул назвавшейся Сандрой бокал. И она выпила. Тут уж заулыбались мы.

Дальнейшие события в «Trattoria d'Oro» можно было охарактеризовать либо как шумную вечеринку, либо как шумную попойку. Потому что хозяин включил свою музыкальную установку и те женщины, которые устояли против нашего, точнее, местного вина, не устояли против музыкальных ритмов Италии. Вино называлось «просето», и в нем были пузырьки, как в шампанском, но вот как называлась музыка, то есть имена исполнителей, я не помню, по-видимому, это была народная музыка Северной Италии, так как никаких знакомых мне ритмов, я теперь вспоминаю, я не слышал. И все эти анестезиологи, молодые и старые женщины, сломав свою чопорность, лихо танцевали с нами. А католическое Рождество приближалось. Сандра целовалась с Зеленичем.

Хозяева ресторана вели себя сдержаннее, все-таки Венеция — это Северная Италия, а не Неаполитанский залив. Хозяин и официанты стояли вдоль танцующего ряда анестезиологов и сербских солдат (разумеется, не зная, кто мы) и хлопали в ладоши. Может быть, искренне радуясь веселью мужчин и женщин, а может быть, радуясь прибыли. Мне в тот год было 49 лет, я был старше любого из сербов, и хотя я не был их командир, я все же чувствовал себя обязанным следить за обстановкой. Когда в ритме итальянского рок-н-ролла, похожего на кавказскую лезгинку, у Мирослава Глушевича грохнулся на пол пистолет, я похолодел. Однако ненадолго, потому что окружающие Глушевича и его партнершу танцоры одарили этот объект недолгим вниманием. Может быть, в странах, откуда они приехали, не было проблем с ношением оружия? К тому же сам Глушевич довольно грациозно для пьяного большого серба подхватил свое вооружение и поспешно сунул за пояс. И пляски продолжились.

Около полуночи хозяин попросил нас оставить его с Рождеством. «Синьориты» и «мсье» должны понимать, что сегодня семейный праздник, ему пора домой к «бамбини», а по пути он еще должен зайти в церковь. Это же он рекомендует сделать и нам. Все-таки Рождество, и даже безбожники должны бы поприветствовать рождение Бога. К тому же рестораны в Венеции традиционно закрываются рано. Но есть некоторые, где обслуживают до двух ночи. А церквей вокруг много, он рекомендует самую близкую — Святой Агнессы. Десять минут хода, а чуть дальше на восток — Святой Марии дела Салюте, очень большая и очень красивая, очень…

Мы вывалились из траттории. Толпа наша сразу уменьшилась на треть, ибо самые почтенные анестезиологи отправились в эту рождественскую ночь либо в отель, либо к своим венецианским знакомым. С нами остались молодые и пьяные. Вместе (женщины — кучкой прильнув к богатырским плечам сербов, я отстал от них и подсмотрел) мы быстро нашли церковь Святой Агнессы и вошли туда, перекрестившись каждый на свой лад. По-моему, никто не заметил, что сербы крестились троеперстием, а я постарался перекреститься непонятным образом, да простит меня Господь, если Его раздражают все эти человечьи тонкости. В церкви было мало людей, поскольку Венеция мало обитаема, обслуживающий персонал этого огромного музея в море живет на материке; потому в Святой Агнессе были в основном туристы.

Нам, солдатам сепаратистской Республики Книнская Краiна, очень понравилось в католической церкви. Конечно, для сербов это была чужая религия, враждебная им, так они ее воспринимают, но это скорее был музей — эта Святая Агнесса, где тепло горели свечи, где не было войны. Каждый вспомнил о суровом плоскогорье над Адриатикой, царстве камней и первых христиан, и вздохнул. И я вздохнул.