Последний бриллиант миледи - Ирэн Роздобудько Страница 24

Они оба рассмеялись и весело чокнулись.

– Так вот, – продолжал Араменко. – Пару лет назад я и трое моих знакомых – не буду называть фамилий, это неважно, – задумали одну авантюру, которая неожиданно принесла одному из нас немыслимые доходы… Но каждый имеет право на свою долю. И время для дележа дивидендов настало. Ваше появление в моей жизни может ускорить события. И не гамбургеры, пусть и в Сан-Франциско, я хочу предложить вам, а… замок, настоящий замок на берегу Тихого океана. Сбежим вместе отсюда, Милена?

– И вы хотите, чтобы я в это поверила? Какая же «авантюра» может дать такие доходы?

– О, об этом долго рассказывать…

– Вы спешите?

– Нет, совсем нет. Но… – он сосредоточенно потер виски – привычка, которая осталась с детских лет, когда он маленьким стоял у школьной доски. Наконец он что-то решил для себя и снова заговорил:

– Хорошо, я расскажу вам кое-что. Вам – можно. Два года назад четверо предприимчивых людей выманили у одного писателя-неудачника несколько рукописей – механизм этой аферы был очень прост, ставка делалась на его доверчивость и непрактичность. Это подлинные бестселлеры, которые были изданы под именем другого – уже довольно именитого писателя, его уже много лет кряду выдвигали на соискание международной премии. Но оснований для этого было мало. Книга, напечатанная за границей и переведенная на многие языки, предоставила возможность получить эту многотысячную премию. А дальше все понеслось по закону снежного кома: переиздание, киносъемки, контракты и все такое. Теперь даже за жалкое эссе он получает по штуке баксов…

– Дартов?.. – выдохнула женщина.

– Умоляю вас, Милена, обойдемся без фамилий… Для нас они не имеют никакого значения. Главное то, что каждый из этой четверки предприимчивых людей имеет право на свою долю.

– И один из них – вы?

– Мы. Мы, Милена… – поправил ее Ярик.

Он был взволнован своей откровенностью и не замечал, как изменилось лицо женщины, как стал хриплым ее голос, а глаза превратились в две льдинки.

– А что случилось с несчастным, которого вы обманули?

– Я не знаю. Никогда этим не интересовался. Кажется, последнее, что я прочитал о нем в одной газетенке, это то, что у него пропала жена, а сам он то ли покончил с собой, то ли переехал жить в другой город. Я не интересуюсь глупцами и слабаками, Милена… Ну как, теперь вы верите мне?

Женщина молчала довольно долго.

– Что ж, – наконец произнесла она и непринужденно перешла на «ты», от чего у Ярика сладко затрепетало сердце, – ты действительно сильный человек… Но, думаю, никто тебе не отдаст твою долю добровольно. Ты очень ценишь своих друзей?

– Мы связаны несколькими «подвигами» юности…

– Что ж, – снова повторила женщина, – тогда возникает вопрос: стоит ли делить все на четверых?.. Думаю, один из вас уже давно все для себя решил…

Араменко с удивлением посмотрел на нее. Мысль, которую озвучила эта удивительная женщина, давно уже вертелась в его голове.

– Подумай об этом… Времени у тебя немного… А река такая бурная и глубокая.

Если бы она могла знать, что какой-то час назад, на этом самом месте, другой человек говорил почти такие же слова и так же равнодушно и спокойно смотрел в глаза своего визави!

– Значит, если… получится так, как ты хочешь, ты поедешь со мной в Сан-Франциско? – улыбнулся Ярик, поднося ее руку к своим губам.

– …Даже буду есть гамбургеры! – засмеялась она.

Ярик Араменко чувствовал себя таким счастливым, что не заметил в ее голосе ледяного эха, предшествующего сходу снежных лавин.

* * *

В тот же полночный час в каюте Семена Атонесова наяривала музыка, которая лилась из его маленького приемника (правда, и весь пароход, возбужденный началом путешествия, гудел, как улей: за дверьми каждой каюты происходили бурные события). На столике стоял натюрморт из полупустых и полных бутылок. Сам Атонесов, в шелковом халате оранжевого цвета, с видом турецкого султана раскинулся на подушках, лениво поглаживая по головке пухленькую барышню из хора аутентичного пения. На кровати напротив храпел Портянко. Из душевой комнаты доносился шум воды, смех и крики.

Наконец в сопровождении второй дамы (Атонесов не мог вспомнить, кто она – бандуристка из хора «Поющие казаки» или художница-керамистка) оттуда вывалился московский гость. Оба были обернуты в большие махровые простыни. Московский гость бесцеремонно сбросил Портянко с постели (тот даже не проснулся) и тоже разлегся на подушках, пристроив рядом свою спутницу.

– Эх, харошие вы ребята! – сказал поэт. – Ну что – мир?

Атонесов чокнулся с ним бутылкой пива.

– А тот ваш «классик» и правда сволочь! – продолжал поэт. – Убил бы на месте!

– Так убей! – пьяно отозвался Атонесов. – А я тебе помогу!

– Сам сдохнет скора, падла! На этом свете долга не живут две категории людей: гении и шестерки. Так что ему адин канец, кем бы он себя не мнил! Наливай!

Семен Атонесов с удовольствием слушал тираду московского коллеги. Наливать коньяк было некуда – все стаканы были полны окурков, и он протянул гостю бутылку.

Они еще с час выкрикивали отрывочные фразы о различных способах убийства «этой сволочи», пока не забыли, о какой «сволочи», собственно, идет речь. Потом ели белый хлеб, густо намазанный майонезом, – другой закуски уже не было, выпили еще бутылки две водки. Потом, переложив обеих женщин, которые давно уже уснули, на одну койку, уселись рядом, положив ноги на спящего Портянко, и еще долго выясняли, кому все же принадлежит Черноморский флот. Портянко обиженно сопел во сне.

– А чего ты так не любишь моего друга? – вернулся к теме Атонесов.

– Какова?

– Ну того, как его… – Атонесов покрутил пальцем у себя перед носом, и этот жест сразу же вызвал у московского гостя правильную ассоциацию, которая могла возникнуть только в родственных алкогольных мозгах.

– А-а-а! Чево же это – не люблю? Я ево абажаю! Хочешь, пряма сичас пайду и пацелую? Харошие вы все ребята!

– Пошли! – как всегда после хорошей выпивки, потянуло на подвиги Атонесова. – Я знаю, в какой он каюте! Только тс-с-с-с! – приложил он палец к губам. – Он не один. Знаешь, какая у него баба?!! О! Черная такая! Вся черная!

Они тихонько вышли из каюты и, поддерживая друг друга под руки, пробрались к палубе, на которую выходил иллюминатор каюты Дартова.

Они начали стучать в стекло.

– Жа-а-ан! – кричал Атонесов. – Выходи! Выпьем вместе с нашим гостем – он такой хороший парень! Я ему все рассказал, слышишь? «Чуеш, братэ мий?..» – заорал он песню.

– Спит, падла! – рассердился московский гость. – Не уважает!

На него вдруг навалилась тоска – первый симптом агрессии.

– А пашли вы все! – вдруг вырвал он свою руку из руки Атонесова и, пошатываясь, исчез в темноте.