1993 - Сергей Шаргунов Страница 24

– Да ты за кого меня принимаешь, Валь… Я что, гулящая? Какой еще гусь? Нужен мне гусь!..

– А Костька твой разве не гусь был?

– Мы же договаривались! Не надо о нем! И не было у нас ничего…

– А этот, не поверишь, лицом вылитый Ломоносов, – продолжала Валентина протяжно, словно любуясь. – Голова у него золотая. Вся чертежами забита, планами… Особо и досаждать тебе не будет. Не то что некоторые. Видно, нормальный человек, с пониманием.

Небось, сибиряк. А это значит, хозяин. С таким не пропадешь. Сибиряки, они народ основательный, надежные ребята. Такой в Москве всегда закрепится. Я давно живу – сразу людей вижу. По этому парню два дела видно. Первое – сибиряк, а второе – поспел. Поспел, понимаешь ты меня?

– Куда поспел?

– Жениться готов. Такого быстро подхватят. А ты дуреха…

– Почему это я дуреха?

– Ты-то? Ой, не переживай. Нет у меня времени с тобой болтать, пирог подгорает.

– Погоди! Как его звать?

– Витей. Я и фамилию посмотрела в списке посетителей. Брянцев. Виктор Брянцев. Красиво, правда?

И вдруг – при этом сочетании звуков – что-то сжалось у Лены в солнечном сплетении. И разжалось.

– Ты говоришь, когда он придет?

– А я знаю? Будь на стреме!

Лена в ответ засмеялась.

Виктор появился через три дня, держа наперевес две бумажные трубы. Радушно поздоровался с Валентиной Алексеевной и исчез в кабинете начальника. Она тотчас набрала Лену.

Дел у Лены было тоскливейше мало – день убивался под шелест бумаг и гудение радио, – потому она смогла запросто отлучиться. Нырнула в метро и через двадцать минут вынырнула возле мачехиной работы.

Тем временем Виктор вышел в предбанник.

– Отвоевал?

– Через неделю приступаем, – расплылся в улыбке, руки спрятаны за спину, в каждой – бумажная труба.

– Куда-а? – Валентина оставила стол, заскочила вперед и закрыла собой дверь в коридор. – А чай, конфеты?

– А невеста? Вы ж мне невесту обещали, – весело пробасил, глядя исподлобья.

– Памятливый какой… Невеста будет!

И тут же, как в деревенской простодушной постановке, где на старых досках узкой сцены задорно аукаются репликами, из коридора прозвучало:

– Здрасьте!

Валентина, оглянувшись, посторонилась – это входила запыхавшаяся Лена.

Перешагнула порог – и потерялась. Темные глаза сверкали остро и решительно (еще на бегу), ресницы наивно и кокетливо хлопали (так и заготовила), но на скулах выступила краска стыда.

Виктор смутился. В ее лице было что-то, что он давно себе намечтал, что-то от героинь итальянских фильмов.

Валентина захлопотала, наполняя воздух мягкими взмахами рук и негромкими возгласами, отчего молодые люди ощутили себя свободнее:

– Что стоите? Давайте чай пить. Ай-ай, а так хорошо улыбался. Видишь, это моя доченька. Садитесь скорее.

– Елена? – Виктор трудно растянул губы и несмело протянул руку, как будто она пудовая.

Он был потрясен, что так легко познакомился с этим необыкновенным существом.

Девушка сделала шаг навстречу и пожала кончики его пальцев:

– Я на минутку забежала, – она повернулась к Валентине, – тебя проведать…

Сели. Лена помешивала чай ложечкой, извлекая слабый настороженный звяк. Виктор бухнул в чашку три ложки сахара, отпил, развернул конфету, откусил, снова отпил. В глаза друг другу они не смотрели.

– Ты из Сибири, как я поняла, – сказала Валентина.

– Нет.

– Ты же Брянцев! Из Брянска, что ли?

– Кировский я.

Валентина не умолкала.

– Как с работой? Платят ничего? Жить можно? Один в Москве?

– Ну.

– Где поселился?

– В общаге пока.

– А родные твои где?

– Мать в Нововятске.

– Да не краснейте вы, большие же ребята. Один ученый, молодец. Другая – тоже умница. В технике хорошо понимает. А работает не хухры-мухры – в Министерстве обороны.

Виктор вскинулся на Лену, которая инстинктивно дернула головой, рассыпая темные волосы. Она была розово-смуглая и пухлоротая, с пушистыми узкими бровями и прямым носиком. Под голубой кофтой круглились крепкие груди.

Зазвонил телефон.

– Да, Петр Евгеньевич? Поняла. Позвонить Ермакову, чтоб был у вас в шесть. – Валентина повесила трубку, покосилась на дверь начальника. – Дела, дела… Некогда с вами. Значит, Виктор, одобрили твой проект? Что ты там, говорил, строишь?

– Так я ж это… экран… на роддом. Где это… где чертежи-то мои? – он заозирался.

Лена хихикнула. Чертежи были найдены на шкафу (сунул их туда и забыл). Виктор развернул лист:

– Вот это больница. Роддом то есть. Это большой план. Так всё будет выглядеть.

– Интересно, – прощебетала Лена.

Он ответил польщенной усмешкой, аккуратно свернул чертеж в трубу.

– И вы всё сами придумали? – спросила она.

– Работа такая, – он за секунды вошел в роль славного мирового парня и почувствовал, что у него есть шанс. – Можно вам позвонить?

– А зачем? – Она наклонила голову набок.

– Чтобы сказать вам что-нибудь приятное.

Валентина, что-то записав карандашом, протянула Виктору листок. Он подошел, пританцовывая, заглянул в бумажку:

– Это ваш или Ленин?

– Стара я для тебя, – сказала Валентина.

– А у меня телефон в общаге. Провожу вас, Лена?

– Вы идите. Мы еще здесь посидим.

– Я вам позвоню… Я позвоню! – Последнее он выкрикнул и пропал в коридоре.

– Медведь из тайги, – сказала Лена.

Виктор позвонил тем же вечером. Говорил сдавленным голосом, побеждая застенчивость. Позвал в кино назавтра же на вечерний сеанс. Лена отказалась: завал работы, не может завтра.

– Послезавтра давай! – предложил Виктор.

Честно было бы ответить: “Да, конечно, когда угодно”, но она считала умным потянуть и чувствовала в этом что-то необычайно приятное.

– И послезавтра не могу.

– А тогда когда? – спросил Виктор скорбно.

Ее ощущения стали почти приторными, мысли пропали, и теперь не терпелось ответить навстречу наслаждению: “Никогда” или “В следующей жизни” – но всё же она предпочла неопределенное:

– Ну, когда-нибудь…

– На выходных?

– Может быть…

– Я позвоню!