Фунгус - Альберт Санчес Пиньоль Страница 24

Преследуя несчастного, они швыряли в него кусками конских туш и ошметками трупа его убитого товарища. Копыта, ступни, головы. Фунгусы запускали в беглеца мотки кишок, которые разворачивались в воздухе, точно сети гладиаторов, и шлепались окровавленными кучами слева, справа, под ноги бегущего. Действие было жестокой игрой, дьявольской пыткой, потому что на самом деле любой из монстров бегал в десять раз быстрее, чем гвардейцы. И гораздо быстрее Хик-Хика, который мчался за ними, крича:

– Нет, нет, не трогайте его!

Слова людей фунгусы понимали хуже, чем их эмоции: они чувствовали переживания хозяина, его страх, но в то же время его отвращение и ненависть к зеленым мундирам. И чудовища сочли это сигналом к действию.

Они набросились на гвардейца, как стая коршунов падает с неба на жертву. Хик-Хику оставалось только смотреть, как несчастный исчезает под грудой исполинских тел с цилиндрическими туловищами и ветвистыми конечностями. Когда он добежал до фунгусов, их когти, пасти и острые колючки зубов уже разорвали бедолагу в клочки.

Хик-Хик молча уставился на кровавое месиво. То, что минуту назад было человеческим существом, превратилось в кучу костей, растерзанных мышц и обрывков ткани и кожи. Он отвернулся и со слезами в голосе произнес:

– Что вы наделали? Что вы наделали?

Он прекрасно понимал, что гибель этих людей означает для него смертный приговор. Расправиться с несколькими контрабандистами, о которых никто и не вспомнит, – одно дело, а убить двух гражданских гвадейцев – совсем другое. Фунгусы ничего не знали о государстве и полиции, о том, как все устроено в мире. А ему это было доподлинно известно. В Барселоне, где Хик-Хик прятался в пролетарских районах и окрестностях порта, ему удавалось выжить, потому что его незначительная персона не интересовала власти города. Теперь же он заклеймен. А когда запускаются подобные механизмы, их ничто не может остановить. Ничто и никогда.

Рано или поздно пропавших гвардейцев хватятся, направят сюда новые и новые патрули и отряды и неминуемо его схватят, а потом посадят в тюрьму, будут пытать и казнят. Это только вопрос времени. Камера, допросы, удары по ребрам. «Хик, хик! Можете меня бить, сколько хотите! Не зря меня зовут Хик-Хик, я смеюсь над вашими тюрьмами и дубинками!» Нет, сейчас ему было не до смеха, он уже не был никому не известным дебоширом, а превратился в убийцу. А Государство не прощает убийц гражданских гвардейцев. Никогда.

Пытки начнутся сразу же после ареста. А дальше ему придется вытерпеть не только побои, суд и казнь, но и присутствие адвоката. Да, ему назначат защитника. Зачем? Ответ очень прост: в идеальном аду нельзя обойтись без демонов, шепчущих о надежде.

Гаррота. Ему не раз приходилось видеть казни на площадях. Осужденному надевают на голову капюшон, сажают на стул и прижимают спиной к столбу, а шею обхватывают железным обручем. Палач вращает рычаг, и толстый винт с острием на конце вонзается сзади в шею преступника. Винт прокладывает себе дорогу между костями и разрушает позвоночник, а из-под капюшона тем временем слышатся стоны казнимого. Его последние вздохи.

Двое гвардейцев убиты, и смерть их абсолютно бессмысленна. Какой же ты идиот, Хик-Хик! Тебя найдут. И покарают.

Он пустился бежать, будто ополоумев. Все дальше и дальше от кауны, туда, в лес, как будто искал убежища в густой чаще, скрытой в горах. На бегу он срывал с себя одежду, словно ненужный более груз прошлой жизни. На землю упали котелок, черное пальто, брюки и, наконец, длинные грязные подштанники. Хик-Хик бежал и бежал совершенно голый, а фунгусы следовали за ним по пятам, точно борзые псы, и внимательно следили за всеми чувствами, которые рождались в его смятенной душе. Однако они не могли понять смысла этих безумных порывов, не способны воспринять подобное безумие. Рядом с ним, не отставая ни на шаг, несся Коротыш. Он оказался ближе всех к Хик-Хику и не спускал с него глаз. Самый маленький фунгус был одновременно напуган и возбужден, чувствуя отчаяние, которое исходило из груди беглеца.

Холод возвращал Хик-Хика к жизни. Он не желал останавливаться, ему казалось, что если он замедлит бег, то сразу умрет. Что он наделал! Что наделал! Фунгусы не отставали. На бегу они стрекотали, точно сверчки: «Крик, крик, крик! Хик-Хик, Хик-Хик!» Лысая Гусыня присоединилась к компании. По какой-то неизвестной причине чудовища не причиняли ей вреда, хотя и не защищали. Они терпели птицу, принимая ее присутствие как должное. Расправив крылья, она возглавляла процессию фунгусов и гоготала, гоготала, не переставая. Необычное возбуждение обуяло ее, словно крошечные птичьи мозги предвидели, что безумная гонка вот-вот закончится каким-нибудь невероятным и поразительным образом.

Возможно, так оно и было.

Хик-Хик бежал во всю прыть и даже не пытался раздвигать ветви деревьев и кустарников, с ходу пробивая всем телом зеленые преграды, как будто не боялся ухнуть в расселину, скрытую под ковром лишайников. Нет, умирать ему совсем не хотелось! Но в руках у него оказалась Власть, а какой от этого прок? Фунгусы могли защитить его от медведя, от двух гвардейцев, от дюжины пурпуров. Но могли ли они противостоять целому государству? До сих пор анархистский Идеал был для него не более чем темой для болтовни в трактирах. И сейчас, когда Хик-Хику предстояла борьба с власти придержащими мира сего, когда карательный механизм государства вот-вот обрушится на его голову, он понимал, что весь его революционный задор помещается в стакане вина.

Он бежал и бежал, не останавливаясь. Сумерки постепенно сменились ночью. В лунных лучах беглец увидел огромный гриб, подобный тому, который той ночью 1888 года по его вине оторвался от земли. Хик-Хик остановился на миг, только на одну секунду, и перевел дух. Потом сжал кулак так крепко, что ногти вонзились в ладонь, изо всех сил ударил гриб в центр шляпки и пустился бежать дальше. Там стоял еще один гигантский гриб, и Хик-Хик, не останавливаясь, треснул его кулаком. Он бежал через лес, и на пути ему попадались все новые и новые грибы. И несчастный беглец, ни о чем не задумываясь, наносил им удар за ударом. Он больше не тормозил: пробегая мимо, нагой бегун лупил грибы по макушкам и несся дальше.

Государство хочет его уничтожить: и правительство, и полиция – весь установленный в мире порядок. Все желают его смерти, все власть имущие на свете. Судьи, законы… Да что эти судьи и прокуроры знают о жизни, о существовании на этих горных вершинах? И, тем не менее, эти люди его осудят. И будут безжалостны. Если им захочется, они объявят фунгусов вне закона, как будто можно объявить незаконной саму жизнь. О да, такое решение развяжет им руки! «Фунгусы – нелегальны, а следовательно, согласно священным законам людей, их не существует». Хик-Хик хорошо знал адвокатов и прокуроров: юристы – это люди, решающие проблемы на бумаге и воображающие, что таким образом все уладится.

Но фунгусы существовали и были более реальны, чем любые законы. На самом деле они-то и представляли собой его действительность. Именно так: не Хик-Хик владел фунгусами, а чудовища распоряжались его жизнью. Теперь он это понимал. Ничего другого ему не оставалось – только скинуть одежду, кричать и бежать, чувствуя, как его уд болтается из стороны в сторону, точно кожаный маятник. Нет, только не смерть! Даже нищенская жизнь в пещере лучше гибели. Беглец несся все дальше, натыкался на огромные грибы и лупил их то правым, то левым кулаком, а из глаз его на бегу лились слезы отчаяния, боли и страха. Грибы-великаны там и сям, все новые и новые: удар кулака – и они превращаются в фунгусов, в фунгусов, в фунгусов. Слева и справа, еще и еще, новые удары и новые фунгусы, которые присоединялись к безумной и оголтелой свите, сопровождавшей человека. Их становилось все больше и больше.