Семь сестер. Сестра жемчуга - Люсинда Райли Страница 24

Китти Макбрайд лежала в своей постели и молча наблюдала за тем, как крохотный паучок проворно плел свою сеть, обматывая ею горемычную муху, застрявшую в самом уголке потолка и уже успевшую попасть в его капкан. Китти видела эту муху еще вчера вечером, слышала, как она неистово жужжала, носясь под самым потолком. А потом Китти выключила газовую лампу, и все успокоилось. И сразу же потянуло холодом. Последние теплые деньки: осень плавно переходит в зиму. Китти подумала, как, должно быть, исправно трудился всю ночь паучок, заматывая серебристыми нитями свою жертву и постепенно превращая ее в мумию.

– Ну, сегодня у тебя и твоих домашних будет просто шикарный ужин. Пожалуй, на целый месяц хватит, – сказала Китти вслух, обращаясь к пауку. После чего сделала решительный вдох и рывком сбросила с себя все одеяла. В комнате стояла зверская холодина. Китти тут же затрясло. Она опрометью перебежала к умывальнику, кое-как ополоснулась на скорую руку – маме наверняка такое омовение категорически не понравилось бы. Глянула в небольшое оконце. В этот ранний утренний час густой туман стелился по земле и по всему вокруг, укутывая толстым слоем ряд одинаковых домиков на противоположной стороне узенькой улицы. Китти быстро натянула на себя шерстяную нижнюю сорочку, а сверху платье, наглухо застегнув на все пуговки высокий ворот вокруг своей длинной белоснежной шеи. Потом собрала копну каштановых кудрей и свернула ее в тугой узел на затылке.

– Ну и видок у меня, – сказала Китти своему отражению в зеркале. – Прямо самое настоящее привидение. – Подошла к комоду и вытащила из самого нижнего ящика румяна. Взяла немножко на палец и стала энергично втирать румяна в щеки, массируя их пальцами. Румяна она купила пару дней тому назад в магазине «Дженнерс» на Принсис-стрит. Истратила на эту покупку все свои сэкономленные шиллинги, которые она заработала, давая дважды в неделю уроки игры на пианино.

Наверняка отец осудил бы ее самым беспощадным образом. Ведь по его словам, тщеславие – это страшный грех. Впрочем, если слушать отца, так у него почти все грех. Целыми днями отец занимается тем, что пишет проповеди, в которых излагает свои взгляды на жизнь, а потом выступает с этими проповедями перед своей паствой. Богохульство, тщеславие, употребление горячительных напитков… И его излюбленный конек – грехи плоти, потакающей своим похотям. Китти часто задавалась резонным вопросом: как она и ее три младших сестры вообще появились на свет при таком отношении отца к собственному телу? Ведь как ни верти, а ему приходилось все же поступаться своими принципами и предаваться, хотя бы время от времени, всем этим запретным удовольствиям, в результате которых и стало возможным их рождение. И вот мама снова в положении. Ждет ребеночка. А это значит, что родители и сейчас продолжают заниматься этим делом…

Китти вдруг представила себе обнаженные тела своих родителей, лежащих в одной постели. Ужас! Сама она точно никогда не снимет сорочку и рейтузы перед кем-то посторонним, тем более перед мужчиной. Трясясь от холода, Китти поспешно затолкала свои драгоценные румяна на самую нижнюю полку комода. Иначе Марта, одна из ее младших сестер, еще, чего доброго, соблазнится и украдет их. После чего Китти открыла дверь спальни и, торопливо миновав три пролета деревянной лестницы, спустилась в столовую к завтраку.

– Доброе утро, Катерина, – приветствовал ее отец, сидя во главе стола. Три его младшие дочери уже чинно восседали по одну сторону стола. Ральф поднял глаза на старшую дочь и тепло улыбнулся ей. Все вокруг не перестают повторять, что Китти – вылитая копия своего отца: те же непокорные каштановые кудри, яркие голубые глаза, высокие скулы. Лицо у отца гладкое: ни одной морщины на бледной коже, а ведь ему уже далеко за сорок. Неудивительно, что все прихожанки без ума от своего пастора, ловят буквально каждое его слово, которое он роняет, обращаясь к ним с кафедры. «А в глубине души в это же самое время все они мечтают предаваться с ним тем греховным соблазнам, которые он им строго-настрого запрещает». Это уж как пить дать, подумала Китти.