Плохая дочь - Маша Трауб Страница 24

– Ох, зачем ты так все рассказываешь? Неправильно рассказываешь. Тебя послушать, так Реваз такой бедный был, а совсем не счастливый. Я умру сейчас, встречусь с ним на том свете и спрошу, что он думает. Потом тебе передам.

– Дядя Сандро, я вас очень люблю, только не надо ко мне приходить после вашей смерти! Давайте вы будете приходить к тете Нино, пусть покоится с миром. А я ничего не скажу бабушке Соне. Клянусь. Вам же всегда нравилась тетя Нино!

– Кому не нравилась Нино – покажи мне хоть одного мужчину в городе! Такая красавица была! Зачем она себе в мужья этого выбрала, не хочу вслух произносить его имя. Он виноват, что она так рано умерла, точно тебе говорю!

– Вот, дядя Сандро. Вы к тете Нино ходите там в гости. Ко мне не надо. Я вам обещаю – если вы умрете в Новый год, я достану костюм Снегурочки и вас как Снегурочку похороню. Или кого вы хотите? Снежинку? Только сейчас лето! Давайте мы спокойно доживем до зимы. Очень вас прошу. Я сейчас вас не как невестка прошу, а как будущая бабушка ваших правнуков. Если вы не перестанете пугать Лику, она перепугает своего мужа, моего сына, вашего внука, и они ничего не смогут! И я сама ненадолго умру, чтобы устроить вам скандал на том свете. А потом воскресну и здесь всем расскажу, что вы там к тете Нино захаживаете!

– Какая ты интрига!

– Интриганка, – поправила тетя Марина.

– Нет, ты не она, ты хуже. Ты сейчас шантаж мне делаешь!

– Правильно.

После того случая Лике запретили реагировать на умирание дяди Сандро. Даже если он на самом деле умрет, тетя Марина велела невестке не приближаться к дедушке и не пытаться вернуть его к жизни.

Но дядя Сандро не пал духом. Умерев еще пару раз на глазах у юной невестки, которая не смела ослушаться свекровь и из последних сил старалась «не реагировать», он решил действовать самостоятельно – бежал к соседям, чтобы вызвать «Скорую». Всех доступных способов связи с внешним миром, кроме живого общения, тетя Марина его лишила. Соседи тоже были предупреждены, что дядя Сандро «наказан», но всегда находился наивный ребенок, пугливая молодая невестка или юноша, воспитанный в уважении к старости, так что дядя Сандро «Скорую» вызывал без особых проблем.

Подъезд к их дому был непростым – требовалось свернуть с главной дороги двумя домами раньше, упереться в тупик, свернуть, снова выехать на главную дорогу, которая уже не считалась главной и даже имела другое название. После этого оставить машину, вернуться пешком, повернуть за угол, и только тогда появлялась возможность попасть во двор. Номер дома не соответствовал ни логике, ни правилам нумерации. Впрочем, как и все дома на той улице и на многих других в городе. Четной и нечетной стороны здесь в принципе не существовало. После десятого дома мог идти тридцать второй, а после тридцать второго – семнадцатый или второй. Кажется, хозяин дома, как хоккеист или баскетболист, выбирал себе любимое число и объявлял, что его дом отныне и до конца времен теперь такой-то. Каждый же дом имел свой отличительный признак, по которому его могли найти местные жители. Бесполезно было спрашивать, как найти дом номер шесть по улице Ленина, потому что шестых домов имелось четыре, а улиц Ленина – три. Да, улица Ленина всегда во всех городах, городках и поселках городского типа была одна-единственная, самая главная. Но местные жители категорически не соглашались с таким делением, потому что именно свою улицу считали главной, а другую, признанную официально, самозванкой. Жители третьей улицы спорили и с первыми, и со вторыми – ведь их улица появилась раньше прочих, когда города еще и в помине не существовало, поэтому именно она заслужила право считаться главной. Да, улицы переименовывались сто раз, новые географические карты не успевали заменить старые, но местные жители отвергали современные названия, назначенную, согласно правилам, нумерацию и переспрашивали в подобных случаях: «Какая Ленина – теневая или солнечная?» Одна улица действительно стояла на солнечной стороне, а другая располагалась в тени деревьев. Третья улица называлась Первая Ленина, по, так сказать, историческому праву.

Конечно, чаще всего дома знали по хозяевам: «Дом дяди Реваза», «Дом Гии». Но молодежь не хранила память предков, поэтому придумала свои ориентиры – «дом с зеленой крышей», «дом с забором», «дом с воротами». И даже если крышу перекрашивали в другой цвет, хоть в красный, он все равно оставался «домом с зеленой крышей». Забор менялся на ворота, ворота на забор, но кому до этого было дело?

Тетя Марина говорила, что такая путаница – вовсе не путаница, а защита. Незваный гость по дороге потеряется. Чужак точно дверью ошибется. А званого гостя хозяева сами встретят. Ну уж если кто-то из чужих проявит достаточно терпения, смекалки и упорства в поиске, значит, должен прийти. Значит, сама судьба привела этого человека.

В новостройках, которые бурно разрастались в новой части города, удивительным образом сохранилась такая же чехарда с нумерацией. После третьего этажа мог идти пятый. А например, девятого, указанного на кнопке лифта, могло вовсе не существовать. Нельзя было доверять своим глазам – если казалось, что в доме двенадцать этажей, это еще ничего не означало. Если считать с улицы, то да – двенадцать. А если изнутри, то и десять могло выйти, потому что на двенадцатом жильцы устроили склад, одиннадцатый же шел между пятым и шестым. Потому что так захотелось людям, и они даже переставили кнопки в лифте. На все недоуменные вопросы ответ лишь один: «Слушай, тебе жалко, что ли?»

Так что собравшийся умирать в очередной раз дядя Сандро перед смертью совершал марафон – бегом к соседям, чтобы вызвать «Скорую», потом на главную дорогу, чтобы встретить врачей.

– Сюда, осторожно, скорее, здесь яма. – Дядя Сандро вел врача и фельдшера по дороге. – Уже почти пришли.

Заведя врача в дом, дядя Сандро ложился на кровать и складывал на груди руки.

– Где больной? – спрашивал врач.

– Как где? Я больной! – возмущался дядя Сандро. – Я умираю!

Дядю Сандро внесли в черный список «Скорой», но всегда находилась молоденькая медсестра, которая в силу юного возраста не могла отличить одну улицу Ленина от другой, один шестой дом от другого, дом с «зеленой крышей» путала с «домом с воротами» и принимала вызов. Так что дядя Сандро радостно бежал встречать «Скорую», чтобы потом лечь на кровать и объявить, что умирает.

Нет, дядя Сандро умер не в одиночестве, когда уже никто ему не верил. Он вызвал «Скорую», встретил врачей, лег на кровать и после этого умер.

* * *

В одном городке, скорее в поселке городского типа, затерянном в Центральной России – унылом, состоявшем из пятиэтажек, где жила очередная мамина знакомая, согласившаяся меня приютить, я поняла, что все люди одинаковые. Тетя Анжела точно так же молит небеса послать ей терпение, как и тетя Марина. Предсмертные желания бабы Веры мало чем отличались от желаний дяди Сандро.

Баба Вера, в доме которой я жила, убеждала свою невестку Анжелу, управлявшую хозяйством и свекровью, сжечь ее после смерти.

– Анжела, никакого гроба! Давай ты меня сожжешь, как ты мечтаешь! – заклинала баба Вера.