Девять месяцев, или "Комедия женских положений" - Татьяна Соломатина Страница 24

Спасите! Караул!

Сирано

И обещаю вам:

Любого, кто мой нос находит слишком длинным,

Я так же проучу, а будь он дворянином, —

Долг чести я ему верну, но не пинком,

А тут же предложу скрестить клинок с клинком.

Вам уже надоел Эдмон Ростан? Потерпите ещё немного нашего Сирано де Бержерака, как терпите вы кислое вино за двести шестьдесят евро пыльная бутылка и вонючий заплесневелый сыр, потому что это статусно. Втайне мечтая о чае с куском французской булки, щедро намазанной сливочным маслом под соусом из обычной бабской ироничной прозы, лишь потому, что это вкусно. Вы просто ещё не доросли до осознания объективности реальности того, что Ростан – это и есть высококачественная ироничная проза. Знаете ли, тот же «вонючий» сыр, если ранимую пластиночку, да «пойла» вот того «кислого» глоточек... То это вам не тёплый батон до заворота кишок. Вот, попробуйте покатать на языке последнюю крошку, и я в ближайшее время обязуюсь не докучать вам деликатесами, а вернуться к выпеканию краюхи нашей комедии женских положений.

Сирано

…

А сколько бы могли об этом недостатке

На разные лады вы отпустить острот:

Задиристо: «Пускай навеки от хлопот

Избавит вас хирург при помощи ланцета!»

Благожелательно: «Послушайте совета:

Когда придётся пить – не промочите нос!»

Метафорически: «Валун! Да нет – утёс!

И не утёс – гора! Нет, превосходит гору!»

Пытливо: «Сей футляр вместителен, нет спору.

Он служит для чернил? Для перьев и бумаг?»

Жеманно: «О мой друг, вы истинный добряк,

И, восхищая нас великодушным жестом,

Для бесприютных птиц вы запаслись насестом!»

Язвительно: «Для вас куренье – тяжкий грех,

Пуская носом дым, вы всполошите всех.

Поднимут крик: «Пожар! В трубе пылает сажа!»

Сочувственно: «Ваш нос – нелёгкая поклажа,

Но, как ни тяжко вам, не стоит вешать нос!..»

Сердечно: «Я б над ним раскрытый зонтик нёс,

Хранил бы от дождя, от солнца, от тумана!»

Учёно: «Только зверь, со слов Аристофана

Известный как Слоноверблютигропотам,

Был носовым хрящом почти что равен вам!»

Развязно: «Нос крючком? Что ж, нынче это в моде,

И служит вешалкой – годится в обиходе».

Напыщенно: «О нос! Клянусь, тебя едва ли

Продует ветр иной, как только сам мистраль!»

Уныло: «Он бы тёк, разбитый, Красным морем!»

Угодливо: «Порой он в тягость вам, не спорим,

Зато и весу вам изрядно придаёт!»

Шутливо: «Парфюмер не знал бы с ним забот!»

Восторженно: «Тритон! Труби в трубу! Труби же!»

Наивно: «Осмотреть его дозвольте ближе!»

Простецки: «Вот так нос! С чего он так распух?

Поди ж как вымахал – ну чисто твой лопух!»

Воинственно: «Огонь по этой батарее!»

Практично: «Мой совет – устроить лотерею.

Вам приза не сыскать крупней, чем этот нос!»

А можно, как Пирам, пролить потоки слёз:

«Он предал красоту! Сей нос бесстыдство сеет

И сам от своего предательства краснеет!»

Да что там говорить! Острот нашлась бы тьма...

Да, говорить после Ростана действительно нечего. Потому вернёмся к нашим героям, которые, признаться честно, вовсе не герои, а проходные персонажи, но таковы особенности любой комедии: все её герои – проходные персонажи. Вряд ли хоть один из участников действия, разворачивающегося на этих страницах, останется в веках на манер Геракла. Хотя это и несправедливо. Потому что обычная женщина совершает бесчисленное количество подвигов каждый день, а не двенадцать за всю жизнь. И что? И ничего. Частенько остаётся только... с носом.

Когда цветы и конфеты, духи и тряпки, кольца и серёжки превысили все допустимые для жениховства нормы, Серёга предложил Светочке руку и сердце. Она подумала-подумала и решила не особенно-то вертеть этим самым, простите, носом...

Она была – не отнять – девушкой сметливой и разумела, что со стороны родителей (в основном – папы, потому что мама целиком и полностью посвятила себя тройкам и проблемам младшей красивой сестры) встретит сопротивление такому мезальянсу. И потому как-то вечером начала разговор с отцом издалека. Мол, как он относится к простым рабочим парням, м? Ведь, кажется, он сам, что называется, «из низов» и когда-то начинал обыкновенным патрульным, а юридический факультет закончил заочно и много-много-много позже. И вот сейчас он – гордость и слава всей семьи, во всяком случае – старшей дочери, а если вспомнить рассказы бабушки – да-да, змеи подколодной! – маминой мамы, так он был никто и никак, шваль деревенская. А теперь он – именно он! – папа – полковник. Заместитель начальника отдела по борьбе с организованной преступностью. А её дочка... Ну, прости-прости, – наша мама – никто и никак, домохозяйка с уже морщинистым, хотя – да-да, ты прав, конечно же! – хотя и красивым лицом. Носится со своей любимой дочуркой, и всего-то ей и дел, что папе скандалы устраивать на тему: «Ах, как ты мало уделяешь внимания семье! Где это ты ночевал, хотела бы я знать?!» Но мы сейчас не об этом, пап. Я-то понимаю, что ты занят делом. А если и не делом, а телом – ха-ха! – живым, живым, разумеется, папочка – ты же молодой, ещё красивый мужчина. Пап! Я твоя дочь, и если я студентка медицинского института и уже достаточно взрослая для того, чтобы пить с тобой водку, то это ещё не значит, что я буду выслушивать, что она никогда ничего не хочет, кроме денег. Можно подумать, твои малолетки чего-то другого хотят, оставь, пожалуйста!.. Сосредоточься! Вот ты был простой парень, а она – студентка филологического. И что? Родила, с грехом пополам закончила – и привет. Матом даже со вкусом ругаться не умеет, а ты, папочка, теперь полковник с дипломом юрфака, любого Алешковского с Ерофеевым за пояс высокохудожественной матерщиной заткнёшь. И красивый, и умный, и лишённый каких-то глупых предрассудков... Повторяю – предрассудков!.. Да-да, ты совершенно прав! Какие могут быть предрассудки в наш бессословный век сплошного быдла. Но не всё то быдло, что без высшего образования, да, папочка? И, например, простой дальнобойщик, ходящий в заграничные рейсы и обладающий коммерческой жилкой, далеко за пояс заткнёт по уровню жизни, скажем, среднестатистического академика. А ведь ты, папочка, всегда хотел и хочешь для своих дочерей самого лучшего!

Напоив папу как следует и заручившись его письменным – в шутливой якобы форме – заверением, что любой сантехник, а также толковый плотник-столяр, не говоря уже о дальнобойщиках – просто наследные принцы по сравнению с этими гнилыми мамочкиными и папочкиными сыночками, Светочка через пару дней привела домой Серёгу. Знакомиться с родителями.

Папа был приветлив. Серёга – общителен и по-простецки обаятелен. Кроме того, он прихватил с собой «блатную» бутылку водки. Шведской. Маме – роскошный букет цветов. Свете – букет чуть попроще. И совсем уж крохотный, но милый букетик для младшей сестры. Помнится, он принёс ещё сумку фасона «мечта оккупанта», доверху набитую разнообразными дарами: хорошим мылом, консервами дефицитных тогда деликатесов вроде маслин и крабов, трёхслойной туалетной бумагой с запахом фиалок и всем таким прочим. Это растопило даже сердце привередливой мамы, считавшей прежде, что дальнобойщики – это такие звери, что вечно воняют потом, разговаривают матом, и вообще – они крайне бездуховные, и у них непременно геморрой. Признаков геморроя на открытом и простодушном Серёгином лице Светочкина мама не обнаружила, изъяснялся он пристойно, а уж после того, как рассыпался в комплиментах в адрес самой мамы и младшей дочери, – она растаяла. Папа и так не был слишком заморожен. Он объективно оценивал шансы своей дочери на рынке невест – всё-таки долгие годы в том числе и аналитической работы ни для кого не проходят даром. В общем, получил Серёга благословение Светочкиных родителей на брак с их дочуркой. Получил – и вскорости они этот брак заключили.