Место для нас - Фатима Фархин Мирза Страница 23

– Почему? Ты похожа на солнце.

Он говорит о цвете ее платья. Она улыбается, впервые за день. Отец резко окликает ее. Гневно. И больше ничего не говорит. Он идет к ним по газону. Она смотрит на Аббаса, вспоминает, что они не друзья. Не настоящие друзья. Может, они знакомые – слово, которое употребляет отец, напоминая, что мальчики не могут быть ее друзьями. Они знакомые, и общаться с ними можно только в классе, да и то лучше держаться подальше.

Аббас молча уходит и становится одним из мальчишек, бегающих во дворе. Поднимает на руки сестру. Он в модной зеленой футболке.

– Что, папа?

Сейчас у нее совсем детский голос. Кусочек коры снова впивается в ладонь. Хадия роняет его в грязь. Отец выглядит так, словно немного злится на нее. Она растирает большим пальцем покрасневшую ладонь.

– Почему ты не играешь с другими девочками? – спрашивает он.

– Они не мои подруги.

Дядя шикает на детей, показывает на дом, и все направляются к двери. Мальчики постарше задерживаются, зная, что скоро наступит время молитвы. Отец кладет руку ей на голову, и рука оказывается очень тяжелой. Хадия слегка приподнимается на носочках, чувствуя давление. Ей хочется спросить, помнит ли отец, как она взбиралась ему на спину и рвала сливы. Но прежде чем Хадия открывает рот, он протягивает руку, берет плод и тянет его к себе. Ветка немного наклоняется, и она видит маленькую темно-фиолетовую сливу, которую отец протягивает ей.

– Спасибо, – мямлит она, – и за праздник тоже.

Он кивает. Оба поворачиваются к мужчинам, помогавшим расстилать белую ткань на газоне. Мужчины собираются в ряд на траве. Она знает, что отец скоро уйдет, чтобы занять свое место в ряду молящихся. И тут он, словно услышав ее мысли, говорит:

– Теперь ты тоже должна начинать молиться.

Хадия смотрит на него. Чувствует, что он гордится ею. Когда она стоит рядом с отцом, ей кажется, что она все может. Он снова кладет ладонь на ее голову. Она перекидывает сливу из одной руки в другую, ощущая ее вес.

– Папа!

– А?

– Как ты считаешь, мне следует носить хиджаб?

Кто‐то начинает читать adhaan, призыв к молитве. Хадия видит, что Аббас Али нашел место в ряду молящихся, хотя для него это вовсе не обязательно. Ему тоже девять, но он может не молиться, пока ему не исполнится пятнадцать. Ему никогда не придется носить хиджаб. Мальчишкам так везет! Интересно, счастливы ли родители иметь такого сына? Знают ли, что он старается делать добро? И делает ли Бог в сердце отметку, противоположную черной точечке, когда кто‐то совершает добрый поступок? Что‐то вроде золотой точечки?

Ветер раздувает его зеленую футболку. Отец молчит в продолжение всего adhaan. Призыв к молитве закончен, и Хадия знает, что в ее распоряжении есть маленький временной интервал до второго призыва. Наконец он отвечает очень медленно, словно тщательно выбирает каждое слово:

– Думаю, что следует. Было бы хорошо, надень ты хиджаб. И такова традиция. Ходить без хиджаба – грех. Но… это твое решение.

Она смотрит на его темный силуэт на фоне слепящего солнца. Она не морщится. Не мигает. Только дергает маленькую прядку волос, не вплетенную в косу: мягкий, похожий на кисточку хвостик, который колется на конце.

* * *

Он открывает дверь отцу и сразу понимает: случилось нечто ужасное. Ливень барабанит по крыше, стекла дребезжат от ветра – внезапная буря, которая всего час назад была легким дождичком. Хадия все еще дома на каникулах, и все трое как раз допоздна читали в ее комнате. Амар боится спросить отца, что произошло. Он бледен, строгое лицо необъяснимо смягчилось. Он одет в застегнутую на все пуговицы рубашку и брюки, хотя уже начало второго ночи и он давно вроде бы лег спать.

– Старший Али, – начинает отец, но голос срывается.

Именно так все называют сыновей Сиимы: старший Али, тощий Али, младший Али. Для Амара мальчики из этой семьи были просто Аббасом и младшими братьями Аббаса. И только их сестру Амиру Али все называли полным именем. Хотя для того, чтобы отличить ее, не требовалось дополнительных примет. Она всегда была собой, даже в детстве. Амара же называли мальчиком Рафика. А когда он был младше, члены общины добавляли: «Тот капризный мальчик».

– Который? – спрашивает Хадия.

Они оборачиваются к Хадие, словно заметили ее впервые, и при виде ее лица во рту Амара вдруг становится сухо.

– Старший, – шепчет отец. – Автомобильная авария.

– Аббас? – переспрашивает Амар.

Отец кивает, а Хадия издает странный звук. Стон раненого животного. Амар прислоняется к косяку. Потом вдруг оказывается, что он сидит, упираясь ладонями в шершавый ковер. Дождь. Отец говорит: «Мне очень жаль». Но Аббас жив? Амару кажется, что он спрашивает, но отец не отвечает, и он каким‐то образом все понимает. Первой приходит в голову абсолютно дурацкая мысль: с кем он теперь будет сидеть в мечети?

И как раз в ту минуту, когда возможность потери разверзается под ним будто бездна, он думает об Амире. Ее записка все еще спрятана в боковом карманчике тетради по истории. Он не спешит переложить записку в ящик для сувениров, потому что тогда ящик станет не тем местом, где он держит дневники, а местом, где хранится единственное напоминание о ней.

За четыре дня с получения записки он сочинил дюжину писем, но все выбросил. Он испытывает внезапный порыв быть рядом и поражен своим мыслям, толкающим его к ней.

Отец говорит, что сейчас поедет в дом Али. Его голос так тонок, так непохож на обычный. Когда кто‐то из общины умирал, люди ночью собирались вместе, чтобы быть рядом со скорбящими. Приносили еду. Садились кружком, читали молитвы и отрывки из сакральных текстов, посвященные добродетелям усопшего.

– Я тоже еду, – говорит Хадия, прежде чем Амар успевает ответить.

– Тебе не обязательно. Сейчас поздно, и это неприлично, – отвечает отец.

– Я еду, – повторяет Хадия.

Такой решимости Амар не ожидал. Она посмела спорить с отцом! Хадия смотрит в потолок. Крепко сжимает одной рукой другую.

– Хочу видеть Амиру, – настаивает она, выражая вслух ту самую мысль, которая настойчиво бьется в голове Амара.

У отца, измотанного новостями о смерти старшего Али, не хватает сил и энергии отказать ей.

Капли дождя оставляют темные пятна на их одежде. Отец поворачивается к Амару, словно хочет сказать что‐то, но вместо этого касается его плеча, всего на мгновение, прежде чем отнять руку и открыть дверь. Амар не сжимается от прикосновения.

«Ты думаешь о чем‐то другом», – сказал тогда Аббас. Они виделись в последний раз четыре дня назад, на вечеринке, устроенной мамой в честь Хадии. Тогда они стояли вместе в очереди к столам с едой. Так и было – о другом. И Амар непривычно притих из‐за этого. После того как он годами ничего не скрывал от своего друга Аббаса, Амар стыдится того, что первая тайна касается его младшей сестры.