Я, Дрейфус - Бернис Рубенс Страница 23

— На этом этапе обычно перерывов не делают, — сказал я. — А вот после экзаменов о полном образовании часто пропускают год и уже потом идут в университет. Сейчас не самое удачное время делать перерыв в занятиях.

Он не ответил, и я понял, что надо расспросить его поподробнее.

— А что вы собираетесь делать в свободный год?

— Друзья в Вене пригласили меня пожить у них. Я познакомился с ними, когда мы с мистером Эклзом ездили туда кататься на лыжах.

— Вы обсуждали это с родителями?

— В этом нет необходимости, — сказал он. — Им все равно.

Я подумал, что последняя фраза — ключ к загадке, и решил, что надо узнать побольше. Джеймс поступил в школу еще до моего назначения. Где-то должна быть информация о его семье. Я посмотрел на него.

— Прошу вас, сэр! — сказал он.

— Мне надо это обдумать, — ответил я. — Зайдите ко мне в конце недели.

Он встал.

— Спасибо, сэр! — И повторил: — Спасибо!

Наконец-то у меня появился повод пригласить Эклза ко мне в кабинет. Он не только преподавал историю, он был еще и воспитателем. Он пришел после занятий, вел себя, как всегда, чуть ли не подобострастно. Налив ему хереса, я рассказал о просьбе Тернкасла.

— Что вы знаете о мальчике? — спросил я. — Из какой он семьи?

— Там, увы, все не очень радостно, — сказал Эклз. — Он единственный ребенок, родители никогда детей не хотели. Для этой пары главное — карьера, они очень богаты и очень эгоистичны. Он редко их видит. На каникулы его сплавляют к тетке в Девон, и за все время, пока он у нас учится, ни отец, ни мать здесь не появились.

— Ну а что его тянет в Вену? — спросил я.

— У него там действительно друзья. И я могу за них поручиться. Я знаком с их родителями. Они примут его как родного.

— А деньги на поездку, на проживание и так далее?

Эклз улыбнулся.

— Тернкаслу дают баснословные деньги на карманные расходы. Вне сомнения, для очистки совести.

— А вы как думаете? — спросил я. — Стоит его отпустить?

— Это вам решать, сэр Альфред.

— Но вы-то что думаете?

— Ну, он по крайней мере начнет свободно говорить по-немецки. Я бы сказал, очень неплохой навык.

Я намеревался разрешить мальчику сделать так, как ему хочется, потому что считал: отказав, я причиню ему больше вреда. Но сначала решил написать его родителям и тете и получить их официальное согласие. Когда в конце недели Тернкасл снова пришел, я сказал, что жду ответа от его родителей. Он рассмеялся.

— С тех пор, как я здесь, то есть почти за четыре года, я не получил от них ни строчки. Даже открытки на день рождения. Надеюсь, вам повезет больше, сэр.

Но мне не повезло. Семестр подошел к концу, а ни родители, ни тетя из Девона мне не ответили. Дождавшись окончания экзаменов, я вызвал Джеймса к себе в кабинет. Постучал он опять робко, вид у него был нервный. Я предложил ему сесть, улыбнулся. Он догадывался, что новости у меня хорошие, но по-прежнему был напряжен.

— Я решил вас отпустить, — сказал я. — Но только на год. Рассчитываю, что в следующем сентябре вы снова появитесь в школе и при этом будете свободно говорить по-немецки.

Джеймс выдохнул — с благодарностью.

— При одном условии, — продолжал я. — Вы должны мне регулярно писать. Достаточно просто открыток. Но регулярно. Мне нужны будут ваш адрес и номер телефона.

— Конечно, сэр, — ответил он.

— Да, и желаю удачи!

Он встал. А потом сделал нечто необычайное. Подошел к столу и обнял меня. Я не отстранился. Меня глубоко тронул его порыв хоть как-то выразить чувства. Я тоже обнял его. Он был мне в тот момент как сын, а он, не сомневаюсь, видел тогда во мне своего отца.

Он отодвинулся, отвернулся. Мне показалось, он плакал.

— Удачи! — повторил я. — Наслаждайтесь каждым мигом.

Он поспешно ушел, а я стоял у стола и мысленно желал ему всего самого хорошего, как желал бы своему сыну.

В конце учебного года мы с Люси устроили еще один прием. И опять разговор шел о каникулах. На сей раз Эклз ехал к друзьям в Америку, Браун собирался слетать в Сан-Франциско, а доктор Рейнольдс решил засесть в своем домике в Котсволдсе. Меня не удивило, что наш главный школьный поэт намеревался провести лето в нашей деревеньке в Кенте. А мы с Люси и с детьми и Мэтью со Сьюзен и их детьми отправлялись в круиз по норвежским фьордам.

Теперь я вспоминаю это как последнее лето, которое мы провели en famille. А для меня это вообще было последнее лето. Я уже отчаялся увидеть еще одно. Да и вообще хоть какое-то время года. Потому что в моей камере не слышно, как облетает листва или как лопаются почки, как палит солнце или как мягко падает снег. В моем заточении времен года нет, а время — часы без циферблата, которые тикают в темноте.

15

— Сэм, я спросил Ребекку про Эклза, — сказал Мэтью. — Она меня заверила, что его показания безупречны.

Они сидели в гостиной Люси. Люси на кухне готовила чай, а дети ушли в гости к друзьям.

— Я это хорошо и сам помню, — сказал Мэтью. — Он говорил об Альфреде как о прекрасном наставнике с удивительным даром руководителя. Во всех его показаниях не было и намека на враждебность. И у Фенби, преподавателя музыки, тоже. Я не могу вспомнить, чтобы кто-то из преподавателей отозвался о нем плохо. Ну, разве что один или два. Мне невыносимо думать о тех днях.

— Альфред очень хорошо пишет, — решил переменить тему Сэм. — Тема для него больная, но он отлично справляется. По-моему, писание для него — как психотерапия.

— Ребекка отслеживает все линии, — продолжал Мэтью, словно не услышав Сэма. — Она даже ездила в Кент.

— Похоже, она очень тщательно все делает, — сказал Сэм, но от дальнейших вопросов воздержался.

У него создалось впечатление, что Мэтью не хочет делиться подробностями, или это Ребекка держит при себе все, что ей удалось обнаружить. А может, и то, и другое: Мэтью, кажется, был увлечен ее изысканиями, а возможно, и самой Ребеккой тоже, подумал Сэм.

Люси принесла чай, и за едой они об Альфреде не говорили. Люси подробно рассказала о детях — они сделали большие успехи с новым учителем. А сама она устроилась машинисткой и могла работать дома.

После чая Мэтью собрался уходить. Он явно куда-то спешил. Сэм был этому только рад, потому что ему не терпелось узнать новости о Сьюзен, а их он мог получить от Люси только в отсутствии Мэтью. Он помог ей убрать со стола, а когда они перешли в кухню, спросил:

— Как Сьюзен? Есть ли какая-то надежда восстановить отношения?

— Никакой, — сказала Люси. — Это исключено. Мэтью непреклонен. И, по-моему, он прав. В любом случае, — добавила она, помолчав, — мне кажется, его интересы переместились в другую сторону.