Убить двух птиц и отрубиться - Кинки Фридман Страница 23

— Понятия не имею, — ответил я. — Никогда там не был.

— Только ты, Уолтер Сноу, можешь, живя в полутора кварталах от бара под названием «Единорог», ни разу туда не заглянуть!

— Дорогая, ты забываешь, что я не пил почти семь лет. Пока не встретил вас с Фоксом.

— Ну да, конечно. Свалить вину на других легче всего. Так поступают все алкоголики. Неужели ты не можешь придумать что-нибудь пооригинальнее? Ты же писатель!

— Я не мог придумать ничего оригинального в течение семи лет, пока…

— …пока не встретил меня и Фокса Гарриса. Так какова же наша роль в твоей жизни — мы приносим тебе несчастья или же мы тебя спасаем?

— Узнаешь, когда прочтешь книгу, — ответил я.

Но Клайд уже не слушала: решительно, поступью предводителя захватчиков, она направилась к бару. А я почувствовал себя в положении мужа, который повздорил с женой. Совершенно новое чувство, надо сказать. Я постоял в нерешительности на тротуаре, глядя как от меня уходит эта женщина, которую я так недавно совсем не знал, и которую сейчас тоже толком не знал. Я понимал, что все равно последую за ней, но все же задавал себе бесполезные вопросы. А что, если не пойти? А что, если просто идти дальше по улице? А что, если дать ей исчезнуть из моей жизни?

Можно, конечно, подумать, что я мечтал о побеге, о том, чтобы сбросить оковы, которые связывали меня с ними в роковую троицу. Троицу, которая уже тогда содержала в себе гибельные семена, подобно библейскому саду. В отличие от Фокса и Клайд, я склонен был верить тому, что написано на пакете с семенами, но бежать я на самом деле не хотел. Потому что мне никуда не хотелось идти и никем не хотелось становиться. У меня были теперь друзья, прекрасные друзья. Никто из нас и в страшном сне не могу видеть, что может нанести вред другому. «Сны никогда не приносят вреда, — сказал однажды мне Фокс. — Это делают только сновидцы».

Не знаю почему, но у меня исчезли всякие сомнения относительно моих чувств к Клайд. Бросить ее было то же самое, что бросить самого себя. И бросить Фокса тоже было невозможно, по той же самой причине. Мы были как подростки, которые поклялись на крови вечно стоять один за всех и все за одного. У такой любви и преданности нет срока реализации, нет логического обоснования, а есть только судьба, записанная где-то на небесах.

— Что ты делал там так долго, солнышко? — спросила Клайд, когда я вошел в бар. Никакого ответа она, видимо, не ожидала. — А место и вправду чудесное.

Я посмотрел вокруг, пытаясь понять, что ей так понравилось, и увидел один из самых паршивых баров, из всех, где мне доводилось бывать. На вид это было семейное предприятие, но семья, надо полагать, все-таки неполная. Мама отсутствовала, а папа чуть виднелся из-за видавшей виды стойки на фоне бутылок. Выглядел он как типичный ирландский гном-лепрекон, и при этом был явно под мухой — причем в гораздо большей степени, чем три его клиента. Последнее обстоятельство не могло не обеспокоить даже бывшего алкоголика, вроде меня.

— Послушай, — сказал я Клайд, — если хозяин бара пьянее своих гостей, то это нехороший знак.

— А может быть, просто Иисус подает нам знак, что мы должны его догнать, — ответила она.

— Вряд ли бы Иисус, воскреснув, отправился в это место.

— А я и не знала, что ты веришь в Господа.

— В него я, может быть, и не верю, но в тебя верю.

— Ну, это уже неплохо, — сказала Клайд. — Значит, во что-то ты все-таки веришь.

Мы сели возле стойки и заказали две пинты «Гиннеса». Вскоре Клайд уже болтала с колоритным барменом. Не прошло и минуты, как он оказался полностью ей покорен.

— Меня выкинут отсюда через неделю, — объяснял гном. — Тут ошиваются такие ребята в костюмах с галстуками…

— Да, это всегда плохо, — сочувственно кивнула Клайд.

Гном придвинул нам два «Гиннеса».

— Золотые слова, девчушка, — сказал он. — Эти суки хотят прихлопнуть «Единорога». Но ты не бойсь, я их и близко не подпущу. Я тут тридцать два года. Если они закопают «Единорога», то пусть и меня закапывают вместе с ним. Потому что тогда я уже не смогу выставить «Гиннес» такой девчушке с глазами, как ирландское утро.

— А кто эти ребята, которые хотят тебя прихлопнуть? — спросила его Клайд.

— Суки, — убежденно ответил гном. — Поганые суки — вот кто они такие.

— Я понимаю, что они суки, — терпеливо сказала Клайд. — Я просто хочу узнать, чем они занимаются?

— Да юристы, наверно, из большой корпорации, кто еще, — ответил он. — Скользкие, как черви. Натравили на меня санитарную инспекцию, пожарную инспекцию, а теперь еще хозяина этого дома. А я на самом деле и не знаю, кто они такие. Суки — они никогда правды не скажут. А… Кто бы они ни были — я отсюда вылечу через неделю…

Клайд обернулась ко мне, и я тут же убедился, что да, действительно, глаза у нее прекрасны, как ирландское утро.

— Солнышко, — сказала она, — мне кажется, мы должны заняться этим делом.

— А не достаточно ли нам пока других шуточек? — спросил я.

— Дорогой, не будь таким циничным, — сказала она. — Тебе это не идет.

Это был первый раз, когда она сказала мне «дорогой», и я мысленно ухватился за это слово, как утопающий. Неплохая аналогия — как мне кажется теперь, после всего, что произошло. Или это было просто сравнение? Есть вещи, которые писателям следует знать, но никто из них никогда этого не знает. В таких случаях лучше всего ставить на полях знак вопроса и оставлять на усмотрение редактора. К тому же это дает редактору возможность почувствовать собственную значимость, самоутвердиться. Писателю, к сожалению, самоутвердиться куда труднее. Вот, наверное, почему писатели так часто оказываются людьми нелюбезными или просто неприметными. Если вам нравится книга, никогда не пытайтесь познакомиться с автором.

Я тогда этого не замечал, но за кулисами нашего спектакля точно была некая таинственная рука, которая дергала за веревочки, переставляла зеркала, направляла шуточки моих новых друзей и тем самым успешно заполняла мою пустую и неприметную жизнь. Еще раз хочу сказать: ни к чему гадать, кто виноват. Конечно, надо отвечать и за свои поступки, и за выбор людей, с которыми общаешься. Но откуда мне было знать, что такие милые вещи, как друзья и их шуточки, могут привести прямиком в ад? Разумеется, если вы не верите в Бога, то вы скорей всего и в адские муки не верите. Я тогда тоже не верил. А теперь… Теперь все иначе.

Когда мы выдули по второй пинте «Гиннеса», Клайд выразила желание выставить выпивку всем в баре. Это было не очень накладно, потому что кроме нас двоих, там сидело всего три посетителя. После третьей пинты мне уже казалось, что я знаю хозяина — Джонджо Майо — всю свою жизнь. После четвертой я потерял «Гиннесам» счет. Это, видимо, и была главная причина того, что я дал себя втянуть в новую нешуточную шуточку, а именно — в спасение «Единорога».

— Надеюсь, я не очень тебя напрягаю, — говорила мне Клайд, когда мы стояли возле музыкального автомата, заводя «Ирландских разбойников». — Ты должен помочь Фоксу, но пока не позвонит адвокат, сделать все равно ничего нельзя. А все, что я прошу, — это провести маленькое расследование. Надо узнать, кто это наезжает на нашего друга Джонджо. А ты живешь буквально в двух шагах. Когда Фокс выйдет, это место станет нашим клубом. Отличным клубом! Ты ведь постараешься ради меня. А, солнышко? Ну, пожалуйста!