Кукольник - Лиам Пайпер Страница 23

После нескольких затяжек Адам начал успокаиваться. Водка в животе согрела и смягчила его. Марихуана выпрямила завихрения его мыслей. Он смотрел на задний дворик, где в свете лампочек бассейна вода мерцала и переливалась струящимися лентами на территории его земельной собственности. Взгляд его остановился на небольшом огороде деда. Часть растений старик вырвал с корнями во время припадка. Остальные уже казались заброшенными, нелюбимыми и проклятыми.

Адам думал о компании. Сейчас фирма похожа на вот этот огородик: все аккуратно высажено и обнесено решетками, но разрослось вне всяких разумных пределов. Его отец Джон Кулаков, единственный сын и наследник Аркадия, не выказывал интереса к семейному делу, а занялся изучением права. Отец Адама познакомился со своей будущей женой Сэнди в университете. Диплом он получал, когда Сэнди была уже беременна. Когда Адаму исполнилось три года, отец стал партнером в юридической фирме, на которую работал. К десятилетию Адама его отец превратился в хрестоматийный пример успеха и гипертонии, вызванной ожирением. Адаму не исполнилось еще двенадцати, когда сердце Джона Кулакова отказало. Сэнди совсем расклеилась. Она делала все, что могла, но ее одолевали горе и непреходящий стресс, вызванный необходимостью самостоятельно воспитывать сына. Сэнди пыталась справиться со всем этим с помощью бензодиазепинов и алкоголя. Об этом своем состоянии она не распространялась, пока однажды, лет через десять после смерти мужа, не задремала, сидя за рулем автомобиля, едущего по пустынной дороге от прибрежного летнего домика.

Адам редко вспоминал о родителях, разве что мрачными бессонными ночами, такими как эта. Адам знал, что люди находят его привязанность к деду странной, но они понятия не имели, какую роль Аркадий сыграл в его жизни. Брак его родителей нельзя было назвать счастливым. Оба много пили и устраивали громкие мелодраматичные ссоры, используя Адама в качества оружия, которым можно побольнее ранить. Самые счастливые детские воспоминания Адама были связаны с комнатой для игр, где он развлекался в полном одиночестве, или с дедушкой Аркадием, который регулярно заезжал к ним, стыдил Джона и Сэнди, советовал им начать вести себя как взрослые и забирал внука в парк, зоопарк или, что было лучше всего, в Европу.

Когда Адам был ребенком, Аркадий каждый год отправлялся в деловую поездку по Европе. Там он посещал фабрики, окутанные легендами мастерские производителей игрушек и игр, где разыскивал новые изделия, чтобы продавать их на австралийском рынке. Когда Адам учился в школе, Аркадий планировал совместные путешествия по Европе во время каникул внука, пока Австралия жарилась на солнце и купалась в поту. Европа казалась мальчику огромной зимней детской площадкой для игр. Счастливейшие воспоминания были связаны с длительными поездками по извилистыми европейским дорогам, соединяющим фабрики в отдаленных частях Югославии, Чехословакии и даже еще восточнее, за железным занавесом. Мальчик, разморенный теплом, слушал, как дедушка что-то бормочет себе под нос и шелестит газетой. Его клонило ко сну, а за стеклами немецкого лимузина падал снег.

У Адама было немного друзей. Он был очень одинок, а их поездки по Европе стали отдушинами в тяжелой атмосфере, окутавшей все его детство. Позже, желая отблагодарить деда, Адам купил Аркадию «Ролекс», чтобы дед смог заменить исцарапанные часы устаревшей модели, которые носил на запястье. Аркадий принял подарок, прочитал дарственную надпись на сопроводительной открытке и разразился истерическим смехом. Наконец, отсмеявшись, он вытер слезящиеся глаза платком, а потом объяснил, что он брал Адама в Европу для того, чтобы иметь под боком «подопытного зверька».

Оказалось, Аркадий приглашал внука во все эти поездки по выставочным залам за рубежом ради того, чтобы иметь под рукой тестировщика, чтобы лучше понять, какая игрушка может понравиться ребенку. Ему нужно было только не мешать внуку, давая Адаму полную волю, и наблюдать за его поведением. Аркадий покупал права только на те игрушки, которые особенно понравились Адаму. Тот стал его вожаком, а дед лишь бежал вслед за ним.

Когда Адам рассказал Тесс об этом разговоре, жена рассмеялась и заявила, что, хотя это остроумно, поведение Аркадия граничит с психопатией. Слова Тесс его уязвили. Она не знала Аркадия так, как знал он. Никто не знал. Он был и остается единственной руководящей силой в процессе взросления и самоусовершенствования Адама.

Повзрослев, Адам иногда ощущал сожаление из-за того, что так и не смог наладить отношения с матерью. К тому времени, как он вышел из поры отрочества, ее присутствие в жизни сына приняло эфемерную, почти неосязаемую форму. Ничего в ней не осталось, кроме медленно тлеющей обиды на покойного мужа. Адам почти не помнил отца. Он разглядывал фотографии Джона Кулакова, сделанные в ту пору, когда Адам был еще маленьким. Все воспоминания, оставшиеся ему, рисовали отца вспыльчивым, сгоревшим на работе трудоголиком.

Адам помнил один случай, когда он ворвался в кабинет отца, ища кого-то, с кем можно поиграть. Джон Кулаков отвлекся от телефонного разговора и заорал, что у него нет времени и пусть он убирается подальше, к своим долбаным игрушкам. Позже Джон нашел Адама в его комнате. Сын всхлипывал, уткнувшись лицом в подушку. Отец, стоя на пороге, извинился, по крайней мере, произнес нечто похожее на извинение.

– Ты знаешь, что не должен отвлекать меня, когда я работаю.

– Не обязательно быть таким злым, – простонал Адам. – Дедушка тоже работает, но он хороший.

Джон вздохнул, а затем нахмурился. Потом он все-таки зашел к нему в спальню и грузно опустился на край кровати. Некоторое время он хранил молчание. Адам лежал, уткнувшись лицом в подушку, но слышал, как пружины скрипят под тяжестью тела отца, слышал, как глубоко, нездорово он дышит, ощущал запах выпитого днем бурбона.

– Адам! – наконец обратился к нему отец. – Я знаю, что ты думаешь, будто солнце светит из задницы твоего деда. Возможно, с тобой он ведет себя нормально, но знай: отцом он был хреновым… по-настоящему хреновым. И еще… он творил ужасные дела, непростительные. Сейчас ты слишком мал, чтобы понять, но настанет день, и ты поймешь…

Джон умер вскорости после этого разговора; возможно, они еще о чем-то говорили, но Адам запомнил именно эти слова. Они потрясли его до глубины души. Даже сейчас, по прошествии десятилетий, Адам не мог его за это простить. Он не понимал, как его дед мог быть таким благородным, склонным к самопожертвованию человеком, а его отец – таким гнилым ничтожеством. После смерти Джона Кулакова Адам старался быть похожим на Аркадия и ничем не напоминать своего отца, которого винил в том, что тот уклонился от своих обязанностей по отношению к компании «Митти и Сара».

Джон Кулаков отверг семейный бизнес, возомнив, будто он выше изготовления игрушек. Адам, напротив, считал, что нет на свете более почетной миссии, чем вступить во владение компанией, когда придет его время, защищать и достраивать все то, что создал Аркадий. Его судьба предрешена. Эта мысль долгие годы довлела над ним. Иногда Адам задумывался над тем, как бы сложилась его судьба, если бы она не была заранее определена. Впрочем, он утешался мыслью, что благодаря ему у множества людей есть причина подниматься с постели рано утром. Если поразмыслить, это куда более разумный способ прожить свою жизнь, чем большинство других.