Орхидея съела их всех - Скарлетт Томас Страница 23

Женщины сидят в гостиной справа. Чарли делает глубокий вдох, как всегда, когда входит в эту комнату, словно хочет напитаться здешними запахами – натертого мастикой дубового пола, обоев “Сандерсон” с магнолиями цвета яичной скорлупы и бронзы, старинных диванов, которые Флёр сама заново обила, подобрав разные редкие ткани из магазина “Либерти”, все – с растительными и немного загадочными узорами; высокой вазы с вербой на столике, похожем на аптекарский. Флёр сидит в кресле-качалке, обитом тканью с темно-розовыми и багряными существами, в которых, если постараться, можно угадать цветы. Клем и Бриония устроились на одном из двух диванов Джорджа Уолтона, более розовом. К своему удовольствию на столике перед ними Чарли видит чайный сервиз “Золотая птица” фабрики “Веджвуд”, который купил Флёр на тридцатилетие. Сам он, разумеется, по-прежнему носит подвеску с лабрадором, которую она сделала для него много лет назад. С прошлого июля, после того спора о Пи, они многие месяцы почти не разговаривали, но, конечно, сегодня, на похоронах, уже виделись – правда, стояли на разных концах длинной вереницы людей. А теперь – вот он.

– Привет, – отвечает Флёр. – Я бы предложила тебе чаю, но через полчаса начнутся коктейли, когда приедут все остальные, так что, если ты продержишься без чая…

Как же удивительно пахнет этот ее лапсанг сушонг. Но…

– Продержусь. Тебе чем-нибудь помочь?

– Вообще-то да, – отвечает Флёр. – Пойдем, поможешь мне нарвать мяты.

Утро после похорон Олеандры выдалось морозное. Когда просыпается Робин, перья у него в крыльях смерзлись и сверкают, ему приходится долго встряхиваться, чтобы их расправить, – о полете Робин пока даже и не думает. Подобравшись к большой каменной купальне для птиц, он обнаруживает, что воды внутри нет, только кусок льда – не попить и не выкупаться. Хотя бы в кормушке что-то лежит – правда, не личинки и не червяки. Робину нравятся слоеные пирожки, а копченый лосось – не нравится, он пахнет огнем и опасностью. Норману Джею тоже не нравится копченый лосось, а безымянный дрозд и вовсе не подлетит к кормушке, если там такое. Лосося приходится съедать приносящей беду сороке ^[22], которая заявляется ближе к обеду, а если она не прилетит, рыба достается жирному голубю или его дружку.

Склевав несколько маковых зерен и остатки розового миндального пирожного, Робин летит к другой купальне, на ступеньках, ведущих в дом, там теплее. Он медленно пьет, потом умывается, его потускневшее оперение говорит о том, что он не хочет рутины, которая вот-вот снова начнется, – не хочет искать себе пару, вить гнездо, добывать пищу для птенцов. Он устал: приближается его восьмая весна. Через окно в спальне он видит, как вьет гнездо Флёр. Она часто гнездится. Но никогда не откладывает яиц. Этот человек у нее в гнезде все перевернул вверх дном. Это он заставил Флёр положить в кормушку огнеопасную рыбу? А остальные разноцветные пирожные тоже он съел? Из-за него она вскрикивала в ночи? Она теперь часто так. Но в эту ночь Робин ничего не слышал: возможно, это другой человек, из-за него Флёр молчит. У него перья, как у дрозда, и он не был в гнезде у Флёр уже много лет. Робину вдруг хочется побыть одному, он взлетает на самую верхушку падуба, набирает в легкие побольше воздуха и заводит самую неистовую из своих песен. Если попытаться приблизительно перевести ее на человеческий язык, она – о твердых клювах (как в обычном птичьем, так и в эротическом смысле). Он вельми дивий, но он же и рамено зельний.

Флёр не спит. Но Флёр и не бодрствует. Она все думает о гостье из Шотландии и ее словах. Гостья сказала, что утром отдаст Флёр какую-то вещь, а ведь утро почти настало. Сказала, у нее есть кое-что от Олеандры – кое-что такое, что Олеандра, пока была жива, не смогла сама отдать Флёр. Флёр слышит, как далеко-далеко поет ее зарянка. Эта женщина (ее зовут Ина, наверняка сокращенный вариант какого-то длинного имени, хорошо бы не имени Нина, по понятным причинам) прибыла на похороны со своей фермы на острове Льюис, который относится к Внешним Гебридам. Пару раз в год Олеандра покупала себе билет на ночной поезд и отправлялась в загадочное “шотландское путешествие”. Но никогда не рассказывала, с кем она там встречалась и чем занималась. Флёр представляла Олеандру в Эдинбурге: вот она обходит этакой мисс Джин Броди ^[23] все замки и твидовые магазины, а потом встречается с печальными и неприкаянными знаменитостями в гостиничных номерах “люкс” или в особняках, выходящих окнами на залив Ферт-оф-Форт. Флёр ошибалась.

На похоронах Ина рассказывала о том, как они с Олеандрой познакомились: в 1968 году на каком-то фестивале Олеандра провела импровизированный мастер-класс с демонстрацией фильма в формате “супер 8” о жизни в древесном пне. Все участники фестиваля (бородатые парни на кислоте, их дети и жены, которые в обычные дни, не на фестивале, еще готовили своим мужьям “пятичасовой чай” и которых мужья еще называли “любовь моя”) собрались, чтобы посмотреть дрыгающуюся пленку – мелкие грызуны в старом пне сражались за обрезки сыра, фруктов и прочих угощений, которые кидали им люди. Олеандра стояла перед экраном, а за ее спиной мыши, полевки и даже случайный горностай отчаянно бились за каждую крошку, брошенную на пень, и в конце концов она произнесла, обращаясь к зрителям:

– Это вы. Это вы, когда девушка, которую вы любите, спит с другим мужчиной. Когда мать снова и снова напоминает, что вам пора найти работу. Когда ушлый тип в метро советует вам подстричься. Это вы, когда лучшая подруга покупает платье, о котором вы мечтали. Это вы, когда нужно оплатить парковку, а у вас ни одной монеты в пятьдесят пенсов. Это ожесточенность, сидящая глубоко внутри вас. Ожесточенность наполняет ваше сознание и отдаляет вас от брата или сестры, возводит между вами стену. Возможно, она не выйдет за пределы вашего сознания. Да, большинство из нас никогда не проявят жестокость в форме действия. Но разум ваш ожесточен, мысли пропитаны гневом, и в уме вы по тысяче раз на дню убиваете людей. Выдираете им глаза своими мелкими коготками и ненавидите, ненавидите, ненавидите.

Пи ворочается рядом с Флёр. Они договорились, что он уйдет пораньше: ему надо вернуться в Лондон и отвести Нину на балет. Жена Пи, Камала, больше известная как Кам, сама могла бы отвести Нину, но она записана к парикмахеру. Стрижка, сушка феном и, вероятно, мелированные пряди по всей голове, словно кому-то есть дело до того, как выглядят волосы Кам. Итак, ради балетного урока и стрижки с укладкой Флёр придется самой приводить дом в порядок, самой скорбеть и плакать, самой себе заваривать чай и приносить самой себе сухие носовые платки. Она выяснит, что собирается отдать ей Ина, а потом даже некому будет об этом рассказать. Почему, почему, ну почему даже в этот день, когда Пи по-настоящему нужен Флёр, он не мог просто взять и попросить жену перенести стрижку на другое число и самой отвезти их чертову дочь на ее чертов балет?