Фаворит. Американская легенда - Лора Хилленбранд Страница 23

Столь феноменальным успехом Вульф был обязан частично Божьему дару, частично опыту, а частично – всестороннему изучению информации. Он буквально копался в головах лошадей – да и людей, прочитывая от корки до корки ежедневные программы скачек в поисках крупиц информации, которая дала бы ему зацепку, и безжалостно использовал слабости своих соперников. В его памяти хранился каталог жизненно важных знаний о лошадях и людях: на финишной прямой держится за впереди идущей лошадью; устраивает помехи на ближнем расстоянии; всегда бьет справа. Он также разработал особую технику подготовки к соревнованиям, которая опережала свое время где-то на полстолетия. Сидя в жокейской перед соревнованиями, он, бывало, закрывал глаза и представлял себе, как будет проходить соревнование ^{134}. Внутренним взором он обычно видел все западни, все возможности пройти дистанцию и победить. Он не проходил дистанцию, как выразился его главный соперник Эдди Аркаро, он прорабатывал ее.

Как все великие спортсмены, Вульф был настоящим перфекционистом во всем. Он внезапно продал свою амуницию и объявил, что уходит на покой, после того как ему показалось, что он выступил плохо. После того как его отстранили за ошибку на треке в Тихуане в 1930 году, он заскочил в комнату для жокеев, выгрузил все из своего шкафчика, вынес наружу, свалил в кучу – и поджег ^{135}. «Да чтоб я еще когда-нибудь участвовал в скачках?! Да ни за что!» Потом вскочил в свой автомобиль и уехал в Канаду. Там он остановился у первого же участка конной полиции, который смог найти, и попытался записаться в конную полицию. Ему отказали, объяснив, что он недостаточно высок. Тогда Вульф уехал в какой-то медвежий угол «поохотиться и порыбачить». Спустя несколько месяцев он снова появился в комнате для жокеев и снова участвовал в скачках, к разочарованию всех местных жокеев.

С годами Вульф оттачивал свое мастерство. Периоды ненависти к себе уступили место непоколебимой уверенности. Он был само величие и прекрасно это осознавал. Там, где все выдающиеся спортсмены выдавали сомнения в своих способностях болезненным самомнением, Вульф был совершенно безразличен. Его невозможно было смутить. «Джордж, – вспоминал один из воротил конного спорта, Чик Ланг, – был из тех парней, кого можно было поставить на перекрестке, и если прямо перед его носом две машины столкнутся лоб в лоб и все вокруг разбегутся в разные стороны, то он только и скажет: “Ух ты, вы только посмотрите!”». Он, казалось, не ведал страха. На треке, пока остальные участники вертелись, гримасничали и почесывались, Мороженщик «чопорно сидел», спокойный, как вода в стоячем пруду, руки и ноги неподвижные и расслабленные. Фотографы, которые работали на скачках, снимали жокеев в самых разнообразных позах и с разными выражениями на лицах – и где-то в этой толпе всегда был Вульф со снисходительной улыбкой человека, который потакает прихотям ребенка. Когда другие жокеи все семь дней в неделю тащились к конюшням в четыре утра, чтобы проехаться галопом по ипподрому, подгоняемые страхом, что они растеряют навыки или что тренер забудет от них, Вульф спокойно спал, редко когда появляясь на ипподроме раньше полудня ^{136}. «Он был лучше многих из нас и знал это, – вспоминал еще один жокей, Мосбэчер ^{137}. – Поэтому он не особо напрягался».

Вульф был человеком, которого невозможно ограничить какими-то рамками ни в словах, ни в поступках. «Как жокей, – писал друг Реда Полларда, Давид Александер, журналист, ведущий колонку в “Морнинг Телеграф”, – Вульф был известен тем, что делал то, что нужно, и тогда, когда это нужно. Но он также известен и тем, что говорит не то, что нужно, и в самый неподходящий момент» ^{138}. На прямой вопрос он мог ответить с такой прямолинейностью и категоричностью, что все вокруг только смотрели, изумленно разинув рты. Так, после того как Вульф проиграл один из важнейших забегов на известном своей резвостью скакуне, он, к ужасу владельца животного, прямо сказал журналистам центральных изданий, что лошадь была ни на что не годна. Как-то после того, как Вульф выиграл крупные призовые скачки, владелец выигравшей лошади позвонил и пригласил его на званый вечер после скачек в обществе весьма состоятельных людей. «Скажите им, – ответил Вульф, наслаждавшийся бифштексом и холодным пивом в компании своих приятелей, – что если бы лошадь проиграла, то они бы меня не пригласили. У нас тут своя вечеринка» ^{139}.

«Вульф, – вспоминал его близкий друг Билл Бак, – делал только то, что хотел сам Вульф». На протяжении всей карьеры он, если хотел взять выходной, просто собирал вещи и уходил, заставляя раздраженного агента и обманутых тренеров разыскивать его повсюду. Один раз после того, как Вульф не появился на нескольких потенциально весьма прибыльных скачках, его агент выяснил, что он выступает на родео. Однажды он бесследно исчез за несколько дней до скачек Прикнесс Стейкс, поставив с ног на голову весь Мэриленд, включая коннозаводчика, который хотел, чтобы Вульф скакал на одном из его питомцев, явном фаворите скачек. Спустя три дня загорелый и счастливый Вульф вернулся в цивилизованный мир. Путешествуя по Пенсильвании, он наткнулся на очаровательное озеро и просто решил остановиться на импровизированный отдых с рыбалкой в живописной местности. А когда Вульф исчез в следующий раз, его в конце концов обнаружили в толпе, наблюдающей за выступлением ковбоев из Монтаны, устроивших соревнования по родео ^{140}. Один трюкач объявил, что сможет перепрыгнуть через автомобиль, стоя на двух лошадях одновременно, в «римском» стиле: одной ногой в стремени каждой из лошадей. Вульф возразил, что это обман, и предложил для выполнения этого номера свой блестящий новенький «Корд Родстер». Лошади довольно сильно поцарапали машину, но все-таки перепрыгнули ее. Вульф был в восторге. Он считал, что такое зрелище стоит новой краски для машины – и бешенства его агента.

И лишь Уайти, тренер, с которым Вульф заключил контракт, невозмутимо терпел поведение жокея. Это задевало Вульфа. Для того чтобы заставить Уайти понервничать, он стал оттягивать момент, когда следовало посылать лошадь вперед, до последнего мгновения ^{141}. Вульф, бывало, посылал друга посидеть рядом с тренером и понаблюдать, как краска отливает от лица Уайти, пока он все дольше и дольше оттягивает момент, чтобы послать лошадь вперед, когда, казалось, уже слишком поздно. Несомненно, с каждым мгновением Уайти бледнел все сильнее, но Мороженщик знал, что делает. Невероятно, но Вульф настолько хорошо умел выбрать момент для рывка, что прошло целых десять лет, прежде чем кто-то обошел его на призовых скачках на фотофинише ^{142}.