Похищение сабинянок - Борис Косенков Страница 23

Так и разменивал бы свои годы Артемий Сидорович, в поте лица зарабатывая на масло к черному хлебушку, выслуженному прежним своим, как говорится, общественно-полезным трудом, и время от времени наслаждаясь полнощными забавами, когда б не вчерашний случай…

Тощая мальчишеская задница, синевато светясь незагоревшей кожицей в щедром сиянии полной луны, дергалась, моталась из стороны в сторону, вся так и ходила ходуном. Короткая клетчатая рубашонка задралась кверху, обнажив узенькую поясницу с отчаянно, по-ужиному извивающимся позвоночником. Крепко сжатыми коленями Артемий Сидорович ощущал крупную, безостановочную дрожь охваченного ужасом детского тельца, чуял частые, сбивчивые удары загнанного сердчишка, даже слышал, казалось, как, бурля и холодея, накапливается в легких у пойманного на горячем воришки истошный и безнадежный вопль. А у него, у хозяина, левая рука придерживала пацана сбоку, чтоб не елозил, а правая в специально припасенной для подобного случая старой кожаной перчатке, сжимая толстый пучок крапивы, совершала сладостно-медленный замах. Вот сейчас она остановится на мгновенье, сделает паузу, тешась силой и властью, и – пойдет вниз, неумолимая, как судьба.

– Чтоб в чужие сады-огороды не ла… – нараспев протянул привычное присловье Артемий Сидорович.

Но тут рука его внезапно ощутила на своем пути непредвиденное препятствие. Артемий Сидорович в недоумении поднатужился, однако рука не сдвинулась с места. Тогда он шумно перевел дыхание и медленно обернулся. Позади него обнаружился невесть откуда вывернувшийся щуплый на вид паренек в обтерханных джинсах и похожей на солдатскую рубашке с матерчатыми погончиками и высоко засученными рукавами. Правая рука паренька удерживала на месте кисть Артемия Сидоровича, а левая спокойно отдыхала за широким офицерским ремнем. Встретившись взглядом с хозяином, паренек тихо и вежливо попросил:

– Не надо…

Артемий Сидорович как-то даже растерялся от такой наглости. Попытался отнять руку – не осилил. Чужие пальцы туго охватывали запястье. Все еще зажимая коленями притихшего пацана, Артемий Сидорович сорвавшимся голосом пригрозил:

– Не замай!.. Пусти, а не то…

А сам, потихоньку остывая, приценивался к незнакомцу. Кто таков? Личность вроде как знакомая, а с другой стороны, никогда в этих краях не попадался. С первого взгляда юноша, а приглядись – не так уж и зелен. Лет тридцать пять, а то и сорок. Нынче народ несолидный пошел, легкий да верткий. Сам-то Артемий Сидорович и в двадцать пять выглядел на все пятьдесят – матерый, неторопкий, основательный, да так с той поры и не изменился. Даже не поседел. А теперешний народ не разберешь. Артемий Сидорович припомнил: сказывал кто-то на рынке, что вроде где-то по соседству, через три участка, поселился не то доцент, не то целый академик. Да и сам мельком видел, когда ехал на своей «Ниве» с рынка утречком в понедельник, как спешила оттуда к автобусной остановке несолидная компания – все с бородками, в джинсах да узорчатых рубашенциях.

А с другой стороны, хоть бы и академик. Академик – это он там, в своей академии. А здесь он – нарушитель прав частной собственности. Как он вообще попал в чужой сад? Да еще и на хозяина руку подымает. Что с ним сделать? Собаку спустить или просто морду начистить? Нет, за собаку к ответу притянут. А вот пару затрещин отвесить – не повредит…

Пока Артемий Сидорович хмуро размышлял в поисках наилучшего разрешения возникшего конфликта, незнакомец, не отпуская хозяина, нагнулся и свободной рукой вытолкнул голову пацана из колен Артемия Сидоровича. Пацан от неожиданности уселся прямо голой задницей на землю. Парень сказал ему только: «Брысь!», и того будто ветром сдуло. Тогда незнакомец отпустил руку Артемия Сидоровича и отступил на шаг. Сунул большие пальцы обеих рук за ремень.

– И больше никогда так не делайте, – по-прежнему вежливо и негромко проговорил он.

– Ах, ты… – даже задохнулся от прихлынувшей злобы Артемий Сидорович. Нет, только собаку! Только собаку на него! Ух, и разделает же Душман этого наглеца!

Он дернулся было к собачьей будке, где молча рвал тяжелую цепь Душман.

– Не надо! – голос незнакомца стал суше и тверже. – Без глупостей!

Его маленькие, посверкивавшие в лунном свете глазки уперлись Артемию Сидоровичу прямо в переносицу. Артемий Сидорович хотел, однако не смог отвернуться от этих светящихся глаз. И внезапно похолодел, узнавая парня.

– Петька? – хотел он выкрикнуть – да голос перехватило. – Петька, ты? – шепотом спросил он.

Парень вздрогнул, вгляделся. Неуверенно произнес:

– Темка?..

Но глаз не отвел. На стыке бровей, там, где сосредоточился жесткий взгляд паренька, кожа вдруг стала деревенеть. Оцепенение кругами расплывалось по голове, по рукам, по туловищу. Мир вокруг постепенно утрачивал резкие очертания, в мозги просачивался знобкий холодок. Что-то звенело так нестерпимо высоко, что барабанные перепонки еле выдерживали. Потом тело исчезло, осталась одна голова, она начала расти, раздуваться… И вдруг взорвалась со страшным грохотом, разлетаясь бесчисленными осколочками далеко по всей округе…

Опомнился Артемий Сидорович, по всему видно, не скоро, Луна далеко переместилась по посветлевшему небу. Откуда-то набежали легкие сероватые облачка. Ветерок тихо перебирал жесткую листву яблонь.

Артемий Сидорович молча встал и попытался припомнить, что с ним произошло. Воспоминания остались какие-то смутные и малоправдоподобные. Если по совести, то настоящая дрянь, чепуха и несуразица, как в тех дурацких книжках, что сохранились после жильцов.

Вроде бы лежал он на высоком прохладном столе в небольшой, светлой и почти пустой комнате. До самой бороды укрывала его белая простыня. Прямо перед глазами торчала какая-то штуковина, похожая на огромный фотоаппарат. Голову он, как ни тужился, отвернуть не сумел. Где-то в стороне слышались деловитые голоса:

– Даю усиление…

– Начало тридцатых?..

– Идет резонанс…

– Фокусировку!..

– Есть начальная точка…

Потом нарастающее жужжание и – тьма. Только над самым ухом Петькин голос. Отчетливый и ясный.

– Никакого вреда мы тебе не причиним, Тема. Теперь нам ясно, от какой точки твоя жизнь искривилась, ушла не в ту сторону. Но дело можно поправить. Это в наших силах. Не стану тебе объяснять, все равно не разберешься… Словом, если захочешь начать сначала, не так, как сейчас – на даче у тебя есть зеркало. Большое зеркало в дубовой раме. Захочешь начать сначала – уходи в зеркало. В зеркало уходи, понял? Если не захочешь – плохо тебе будет. Очень плохо. Хуже некуда…

Артемий Сидорович поскреб затылок, взглянул на светлеющее небо и поднатужился, чтобы сообразить, что к чему, но так ничего и не придумалось, а потому он в сердцах плюнул и пошел спать…

И вот сейчас, следя за сытым баловством дородного кота и пытаясь настроиться на удачную охоту, Артемий Сидорович никак не мог отвязаться от воспоминаний о произошедшем. «Ишь привязался! – наконец разозлился он. – Баста! Было – и сплыло! Мой участок, что хочу, то на нем и ворочу…»