Почем килограмм славы (сборник) - Виктория Токарева Страница 23

Стучат колеса, и поезд мчится,

Стучат колеса на ветру-у…

И всю дорогу мне будет сниться

Шикарный город на южном берегу…

Хмырь и Косой пировали за дощатым столом. Перед ними стояла начатая бутылка «Московской» и лежали соленые огурцы на газетке.

– За Доцента! – Косой поднял стакан.

– Да, это тебе не мелочь по карманам тырить, – авторитетно заметил Хмырь. – Теперь тысяч по сто каждому обломится.

Они чокнулись и выпили.

– А что ты с ними будешь делать? – поинтересовался Косой.

Хмырь не ответил, усмехнулся снисходительно – было ясно, что он найдет деньгам достойное применение.

– А я машину куплю с магнитофоном, – размечтался Косой, – пошью костюм с отливом и – в Ялту! – Во все горло он запел:

Я-я-ялта, где растет голубой виноград.

Ялта, где цыгане ночами не спят,

Ялта, там, где мы повстречались с тобой,

Там, где море шумит о прибрежный гранит,

Поет прибой…

В ворсистом пальто и каракулевой шапке пирожком, со спортивной сумкой в руках Доцент медленно шел по тропинке среди заснеженных сосен. Поселок дышал тишиной и покоем, и Доцент, казалось, был покоен и тих, но все до последней клеточки было напряжено в нем…

У калитки он остановился, постоял несколько секунд, потом вдруг резко обернулся: никого…

Доцент быстро вошел в домик.

– Ну? – встрепенулся Хмырь.

– Толкнул? – спросил Косой.

– Толкнул… грузовик с откоса, – пробурчал Доцент, зачем-то отодвигая комод. – Рыбу я ловил.

– Рыбу? – удивился Хмырь. – Какую рыбу? Где?

– На дне. В проруби у лодочной станции…

Доцент достал из-за комода пистолет и сунул его за пояс.

– Пушка!! – вытаращил глаза Косой. – Зачем она тебе?

– Ты, Косой, плавать умеешь? – спросил Доцент.

– Куда плавать?

– Ну нырять…

– Это щас, что ли? В такую холодину? Не было такого уговора! Пусть Хмырь ныряет!

– Засекли нас, – серьезно сказал Доцент.

– С чего ты взял? – испугался Хмырь.

– Чувствую. Я всегда чувствую. Расходиться надо. – Он подошел к столу. – Встретимся завтра в семь у Большого театра…

Он взял бутылку и стал пить прямо из горлышка.

– Ни с места! – раздался отчетливый приказ.

– Все! Кина не будет, электричество кончилось! – отозвался Косой и первым поднял руки.

Нам не страшен серый волк,

Серый волк, серый волк! —

пели три «поросенка» в костюмах и масках: в детском саду № 83 шла подготовка к Новому году.

Дети сидели на стульчиках, как зрители, аккомпанировал на рояле Евгений Иванович Трошкин.

– Хорошо, – похвалил он и похлопал в ладоши. Дети тоже захлопали. – Теперь Серый Волк!

Из-за занавеси вышел худенький и робкий Серый Волк и тоненьким голосом затянул:

Я злой и страшный Серый Волк,

Я в поросятах знаю толк…

– Не так, Дима. Вот смотри… – сказал Трошкин, поднимаясь с места.

Он снял с Димы маску волка, надел ее на себя и, моментально преобразившись в волка, зарычал:

– Р-р-р…

В дверь заглянула воспитательница Елена Николаевна:

– Евгений Иваныч, там этот… ненормальный пришел…

Профессор Мальцев ждал Трошкина в кабинете заведующего.

– Здравствуйте, дорогой товарищ Трошкин. Садитесь, – любезно предложил он.

Трошкин сел напротив Мальцева.

– Грабителей я поймал! – сообщил профессор.

– Поздравляю.

– Не с чем. Шлема при них не оказалось – я там все перерыл. А где он, они не говорят. Молчат.

– Продали, наверное, – предположил Трошкин.

– Может быть. А может, и спрятали. Теперь это можете выяснить только вы!

– Я? – удивился Трошкин. – Каким образом?

– А вот каким… – Мальцев достал из портфеля фотографию, спрятал за спину. – Закройте глаза! – потребовал он.

– Зачем?

– Закройте, не бойтесь!

– А я и не боюсь.

Трошкин зажмурился. Мальцев быстро вытащил из-за спины портрет Доцента, закрыл ладонью его лоб, чтобы скрыть челку, и скомандовал:

– Можно!

Трошкин открыл глаза.

– Кто это? – спросил профессор.

– Не знаю, – пожал плечами Трошкин.

– Это вы!

– Да, вроде я… – неуверенно согласился Трошкин.

– Ага! – обрадовался Мальцев. – А это вовсе и не вы!

Он убрал ладонь, открывая доцентовскую челку.

– Да, не я… – еще больше удивился Трошкин.

– Так вот, дорогой мой, я вам приклеиваю парик, рисую татуировки и сажаю в тюрьму! Согласен?

– Зачем? – растерялся Трошкин.

– Родная мать не отличит, кто есть кто! – Профессор забегал по кабинету. – Это моя идея! – похвастал он.

– Ничего не понимаю, – сказал хмуро Трошкин.

– Суд уже был, – сообщил Мальцев. – Тем двоим дали по четыре года. Они так, мелочь… А этому, – профессор ткнул в портрет, – восемь! Отвратительная личность, мародер! У него еще и пистолет был… Так те двое сидят в Средней Азии, а этот под Москвой. Теперь ясно?

– Нет! – отрезал Трошкин.

– Господи! – развел руками Мальцев. – Я сажаю вас к этим. – Он указал на дверь, вероятно, подразумевая под дверью Среднюю Азию. – Они думают, что вы – он! – Профессор ткнул в портрет. – И вы узнаете у них, где шлем! Татуировки сделаем ненастоящие, я договорился с НИИ лакокраски, мне обещали несмывающиеся! Согласны?

– Не согласен.

– Почему? – растерялся Мальцев, не ожидавший такого поворота.

– У меня работа, дети. Елка на носу. Пусть милиция этим занимается, пусть еще раз у них спросит. И вообще… – Трошкин поморщился. – Не получится это у меня. Да и неэтично…

– Этично – неэтично! – передразнил профессор. – У нас вот с ними цацкаются, перевоспитывают, на поруки берут. А надо как в Турции в старину поступали: посадят вора в чан с дерьмом – так, что только голова торчит, – и возят по городу. А над ним янычар с мечом. И через каждые пять минут он ка-ак вж-жж-жик!.. мечом над чаном, – Мальцев с удовольствием полоснул ладонью воздух, – так что, если вор не нырнет – голова с плеч! Вот он весь день в дерьмо и нырял!

– Так то Турция, там тепло… – неопределенно ответил Трошкин, глядя на сугробы за окном.