Восемнадцать часов дурдома - Владислав Картавцев Страница 23

– Позиция, диспозиция, дислокация, дегенерация! – вторит ее мыслям Андрей, спеша по-быстрому утащить Анжелу подальше от навязчивых зрительских глаз – чтобы насладиться близостью под покровом темноты.

* * *

… – Ку-ку! – голос Перельмана вырвал Андрея из задумчивости. Андрей вздрогнул всем телом, краешком сознания вяло проследив, как его фантомный двойник с Анжелой, (можно сказать, почти что на руках) исчезает под напором жизненной прозы.

– Ну что тебе? – Андрей уставился на санитара, переминающегося с ноги на ногу рядом с дверью, – ладно, потом еще что-нибудь придумаю! – это уже относилось к только что пережитому эротическому шоу, прерванному так внезапно.

– Привел!

– Кого привел!

– Новичка!

– Ну, тогда заводи! – Андрей взглянул на часы и выругался про себя. До окончания вахты оставалось всего лишь десять минут, а тут такая подстава! Придется разбираться еще с одним экземпляром!

– И дело давай! – он принял от Перельмана толстенную папку, перевязанную вместо шнурка проволокой. – Ого, первый раз такое вижу! Откуда товарищ?

– Из Иркутска привезли! – Перельман плюнул себе в ладонь, потом нахмурился, достал из кармана халата бумажный платок и вытер руку, – вечно про них забываю! Всё память проклятая!

– Про кого, про них? – Андрей уже раскрыл папку с историей болезни и отвечал рассеянно, не сильно вдаваясь в суть разговора.

– Про платки, конечно! – санитар удивленно посмотрел на друга и покачал головой, – Андрюша, ты бы поменьше работал, перегрузка не доведет тебя до добра! Так заводить?

– Конечно! Чего тянешь? Кстати, что за ним?

– Как обычно, три побега, три попытки, три пересылки – и вот хлопчик у нас!

Перельман имел в виду три попытки суицида, три спец. изолятора и три удачно совершенных пациентом прорыва на волю, откуда его снова и снова возвращали к местам постоянного проживания. Но видно, после очередного происшествия терпение надзорных служб лопнуло, и нарушителя спокойствия решили перевести в заведение понадежней.

– Упакован? – вопрос был непраздный, принимая во внимание, что именно такие персонажи часто устраивают буйные сцены с медицинским персоналом – почему-то докторов они считали личными врагами и всячески старались им подгадить.

– По высшему разряду! – Перельман сладко улыбнулся, – парашютом!

Гриша имел в виду способ нейтрализации особо буйных пациентов – в смирительную рубашку из первоклассного парашютного шелка, прочную, мягкую, нежную и совершенно нервущуюся. Рубашка являлась новейшей разработкой «НИИ Разума» на Авиамоторной – патент был оформлен совсем недавно, но новшество уже зарекомендовало себя исключительно с лучшей стороны.

Рубашка шла с капюшоном и продуманными тесемочками – для фиксации нижней челюсти буйнопомешанного – так, что он терял способность кусаться даже в случае неожиданного припадка. Капюшон изнутри выкладывался толстым слоем эластичного нано-пенопласта, предохранявшего пациента от повреждения головы, если тот вдруг надумает разбить ее о стену.

– Отлично! – Андрей улыбнулся, – хоть Перельман и подпортил ему настроение под самый конец, но дело, судя по всему, не займет много времени. Андрей быстро оформит вводную и сопроводительную, проведет наружный осмотр и распрощается с пациентом, а того отведут в палату номер 6 – специально для таких, как он.

* * *

Кто-то может решить, что название блока, где отсиживали срок особо буйные пациенты, пошло от знаменитой Чеховской «Палаты номер шесть», и ошибется. Хотя, конечно, с черным юмором у врачей всегда было всё в порядке, но в данном конкретном случае шестерка просто завершала череду цифр, ей подобных – начиная с единицы. Хотя, положа руку на сердце, она все-таки стояла особняком – отдельно.

И если, вдруг, читатель увидит логическую неувязку между фразой: «шестерка просто завершала череду цифр, ей подобных – начиная с единицы», и: «хотя, положа руку на сердце, она все-таки стояла особняком – отдельно», то пусть не переживает и не пытается найти в этом какой-то глубинный смысл, а просто плывет дальше по течению – ему все разжуют.

Дело в том, что под больницей (о чем местные жители совершенно не догадывались) располагалось еще пять подземных этажей. Андрей (да и весь медперсонал) называл их казематами. В свое время здесь была секретная пересыльная тюрьма, потом – филиал городской марксистско-ленинской библиотеки, потом – казармы роты СМЕРШ и, наконец, хранилище противогриппозных сывороток – стратегического запаса страны.

Само собой, под каждый отдельный вид деятельности подземные помещения переоборудовали, что, впрочем, никак не влияло на атмосферу, царившую в казематах. Любой, спускавшийся в подвал, испытывал неподражаемые чувства страха и безысходности (даже во времена недолгого хранения безобидных уколов).

Страна советов успешно развивалась, население росло, и вскоре пространства для содержания пациентов в клинике наверху стало не хватать. Времена, когда обходились только одним корпусом (обозначавшимся в документах кодовой шифровкой СЛОН – Специализированный Личностный Оперативный Надзор), канули в лету, так что срочно пришлось решать проблему с расселением больных.

В итоге постоянной нервотрепки, нескончаемых заявок на расширение площади в министерство и докладов на самом высшем уровне лет через пять-таки наверху приняли постановление расконсервировать подвалы и оборудовать в них комфортабельные номера для проживания больных.

Не стоит и говорить, что после заполнения подвалов психами, к страху и безысходности добавились безумие, душевная нищета, нерациональное мышление и боевой гопак, которым особенно страдали ненормальные хохлы.

И еще ощутимое давление болезни и абсурда от всего происходящего, которые поселились здесь навсегда.

Итак, подвал! Почти как: «Итак, она звалась Татьяной!»

Подвал был разделен на поэтажные зоны. Всего их было пять. Самый ближний этаж к поверхности назывался «Зоной слабого рассудка» (ЗСР). Его обитателей звали «засранцами»;

Второй этаж – «Зона угрюмого безудержного горя», населяли его «зубры»;

Третий – «Зона психов» – «зипуны»;

Четвертый – «Зона вечерних сумерек» – «завсегдатаи»;

Пятый этаж был разделен на две половины – «Шлюзовая камера» – «школьники», и собственно палата номер шесть или по-другому – «Зона беспробудной тьмы» – «шестерки» или «заботливые».

«Школьниками» называли пациентов, находящихся в переходном состоянии – которых можно лечить, можно не лечить, все равно, их судьба зависит только от них самих. Ну а с «шестеркой» понятно и так – здесь вообще ничто ни от чего не зависело.

Нетрудно догадаться, какой контингент сидел на пятом этаже – ведь даже самые бесшабашные санитары и фельдшеры спускались туда с содроганием и каждый раз истово крестились, если целыми и невредимыми возвращались на свет божий.