Вера Штольц. Звезда экрана - Ольга Трофимова Страница 23

Он от нечего делать играл в старый добрый «Тетрис» и уже было собирался окончательно заснуть и проспать до конца смены, как на его счастье («Ну, надо же, повезло – целых трое задержанных, а такое бывает очень редко!») прибывший дежурный наряд порадовал смертельно скучающего полицейского нарушителями порядка, которые к тому же почти не разговаривали ни на французском, ни на немецком, ни на итальянском, ни даже на ретороманском. Преступники немного пытались изъясняться на английском, но больше орали друг на друга на русском, причем было видно, что совершенно не стеснялись в выражениях.

Картина преступления была совершенно ясна. Кроме объективных показателей (на лице девиц явно виднелись следы недавней жестокой потасовки) были опрошены два свидетеля, которые и проинформировали полицейских, что да – между девушками, действительно, произошла драка (показания были подробно внесены в протокол).

Молодой же человек в драке участия не принимал, но всем своим видом напоминал наркомана со стажем, на данный момент находящегося под воздействием дозы. Словом, молодой человек был тот еще фрукт, и его следовало подробно допросить, чтобы быть уверенными – а не планирует ли он швейцарский государственный переворот.

С задержанными разобрались быстро – распихали их по камерам и принялись составлять подробный отчет о случившемся. Вскоре в участок прибыл русскоговорящий следователь, который немедленно приступил к опросу Полины, Жанны и Аполлинария. К тому времени Аполлинарий начал потихоньку приходить в себя: он сел, сладко потянулся и стал с удивлением осматриваться внутри камеры, чтобы понять, а как он, собственно, здесь очутился.

Единственно, что он помнил отчетливо – так это то, как выпил таблетки, любезно предложенные милой Жанной – и все! Дальше – словно провал! И надо же, очнулся – а вокруг тюрьма!

А то, что это именно тюремная камера, Аполлинарий не сомневался. Решетки на окнах, дверь, открывающаяся только снаружи, а главное – его собственные руки в наручниках говорили сами за себя.

– Ну, и как я сюда попал? А как же обещанные курорты, шоколад, сыр и женская ласка? – Аполлинарий взвыл от такой вопиющей несправедливости. А потом заметался по камере не в силах понять, что же теперь делать.

Его эмоциональная встряска жирными мазками накладывалась на психотропное воздействие снотворного, которое сдуру подсунула ему Жанна (хотя там черным по белому огромными буквами было написано, что его ни в коем случае нельзя принимать совместно с алкоголем), и Аполлинарию стало очень страшно.

Он почему-то вообразил, что его замуровали навек и почувствовал, что начинает сходить с ума, но тут – о, спасение! Дверь камеры с лязгом отворилась, и на пороге предстал полицейский в сопровождении мило улыбающегося невысокого человека, который на русском языке (правда, с жутким акцентом) представился следователем и повел Аполлинария на допрос.

Следователь появился очень кстати – еще бы немного, и ему бы пришлось форменно откачивать Аполлинария, который уже был готов свалиться без чувств, словно благородная институтка из временного правительства.

Но обошлось, и Аполлинарий, угрюмо бурча, что он русско-подданный турист, прибыл в Швейцарию для ознакомительных целей и ничего плохого не сделал, и вообще – его фамилия Зам-би-ни-я, и поэтому его должны немедленно отпустить, вперив глаза в пол и немного согнувшись, поплелся в комнату для допросов, втайне уповая, что все это – лишь недоразумение, и его-то уж точно ни в чем обвинить нельзя.

Когда Аполлинарий вошел в «Пыточную», как он уже успел про себя окрестить небольшое помещение без окон, в которой у него предполагалась задушевная беседа с представителем местного правосудия, там уже сидели, плотно прижавшись друг к другу (словно старые закадычные подружки), угрюмые Полина и Жанна.

По всему было видно, что перспектива провести энное количество дней (месяцев, лет?) в тюрьме не доставляла им никакой радости, и они невольно искали поддержки друг в друге.

И, действительно, что им делить – так, выпустили пар, потаскали за волосы, поцарапались ногтями – ну, и что с того? В конце концов, это их личное дело, и если никто не будет писать заявление о причинении вреда, так, может, все и обойдется?

Не обошлось. Сразу после прихода следователя (за которым мерной неуверенной поступью вышагивал Аполлинарий) выяснилось, что, во-первых, девушки своим вызывающим поведением нарушили сразу несколько швейцарских законов, а во-вторых, поскольку они неместные, то никакого снисхождения им не видать, как своих ушей, а могут они рассчитывать только на персональную милость судьи и то – при условии, что немедленно выдадут местонахождение схрона с наркотиками, которыми накачался вот этот их знакомый (Аполлинарий) – судя по его виду, чистый сутенер.

Что же касается самого Аполлинария, то его участь вообще незавидна, и, скорее всего, его прямо отсюда увезут в центральную городскую тюрьму, где и предъявят обвинения в употреблении и распространении со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Услышав заявление следователя, Полина, за ней следом Аполлинарий, а потом уже и Жанна впали в ступор, наконец, поняв, какая бездна перед ними раскрылась.

И неизвестно, чем бы все это кончилось, и что бы они друг про друга наговорили, если бы Полина (немного наученная уже местной действительностью) вдруг не опомнилась, грубо велела всем заткнуться и авторитетно не потребовала адвоката, без которого никто из них не произнесет ни слова. И замолчала, всем своим видом показывая, что именно так и следует поступать, и свирепо вращая глазами для острастки.

Странно, но следователь быстро согласился с ее доводами, куда-то позвонил и сообщил, что да – русскоговорящий адвокат скоро будет, но не раньше, чем через четыре часа, поскольку найти такую экзотику не так-то просто.

А пока всем задержанным следует разойтись по камерам и еще раз хорошенько подумать о своем незавидном положение – и особенно вот этому сутенеру-наркоману. И да – лучше им всем не усугублять очевидную вину, а пойти на прямое взаимодействие со следствием – и особенно в вопросе, касающимся наркотиков.

После чего всех развели по отдельным номерам, где и запечатали на ключ и велели сидеть тихо и не дергаться. А если они будут вести себя смирно, то еще и пообещали накормить за счет швейцарских налогоплательщиков.

Через шесть часов с хвостиком (т. е. уже поздно вечером) прибыл, наконец, адвокат, который собрал всех вместе и с интересом выслушал объяснения сторон.

После чего немного покряхтел, почесал в затылке, по примеру следователя кому-то позвонил, вышел из «Пыточной» и через пятнадцать минут принес в клювике два постановления.

Первое из них гласило, что задержанные Аполлинарий, Полина и Жанна освобождаются от уголовной ответственности по причине отсутствия заявления от пострадавших (Полины, Жанны и Аполлинария), во втором же было сказано, что поскольку они доставили значительные неудобства окружающим своими громкими лютыми разборками и вызывающим поведением в общественном месте, то на них налагается штраф в размере две с половиной тысячи швейцарских франков на каждого.