Мистер Эндерби изнутри - Энтони Берджесс Страница 23

Все решилось. Утро принесло письмо от Весты Бейнбридж:

«Дорогой мистер Эндерби!

Ну, похоже, хороших вы дров наломали во время визита в Лондон. Мне сейчас только в руки попалась вечерняя газета за тот достопамятный день, которая, хоть и кратко, довольно ясно сообщает, что вы решили соригинальничать и поссориться с неким рыцарственным покровителем вашего искусства. Признаюсь, в определенном смысле я восхищена вашим независимым поведением, хотя, бог знает, может ли хоть один современный поэт позволить себе подобную байроническую роскошь. Сэр Джордж, как я слышала, сильно уязвлен и рассержен. Что это на вас нашло? Просто не пойму, впрочем, я ведь самая обыкновенная личность без особых претензий на интеллект, никогда самонадеянно не сочту себя способной проникнуть в мысли поэта. Факт остается фактом, и, смею сказать, о нем вы очень скоро услышите от своего собственного издателя: ваше имя отныне весьма дурно пахнет для „Хороших Книг Гудбая“, поэтому ходите теперь, да оглядывайтесь.

Полагаю, в таких обстоятельствах было бы лучше печатать ваши еженедельные излияния под псевдонимом. При этом мы также получим возможность украсить публикацию снимком какого-нибудь длинноволосого натурщика с пером в руке, с воздетым к небесам мечтательным взором; вы понимаете, что я имею в виду: Поэта, каким его видит каждая домохозяйка. Можете предложить псевдоним? Подпишите контракт и пришлите. Я действительно с удовольствием пила с вами чай.

Ваша Веста Бейнбридж».

Эндерби в ярости трясся, комкая писчую бумагу хорошего качества. Швырнул письмо в унитаз, дернул цепочку, но бумага была слишком плотной, чтоб смыться. Пришлось ее вытаскивать, мокрую, нести на кухню, бросать в старый картонный мусорный ящик с банками из-под сгущенного молока, рыбьими костями, картофельными очистками, чайными листьями. Через час мрачных раздумий, попыток продолжить работу он почувствовал побуждение перечитать письмо, что и сделал, сплошь облепленное чайными листьями. Хороших дров наломал в Лондоне в достопамятный день хоть и кратко байроническая роскошь независимое поведение каким его видит каждая домохозяйка Веста Бейнбридж. Эндерби стоял, хмурился, читал в крошечной прихожей, щурился на слова, потому что там было темно. Вдруг раздался двойной стук в дверь, точно горилла в грудь себя била, и он с удивлением поднял глаза.

— Выходи, Эндерби, — прокричал голос Джека. — Хочу словом с тобой перемолвиться, Эндерби, поэт хренов.

— Вали отсюда, — рявкнул Эндерби, вполне в духе своей мачехи и с ее интонациями.

— Выходи оттуда, Эндерби. Выходи и дерись, будь мужчиной. Открывай дверь, я тебя отлуплю, сволочь.

— Нет, — отказал Эндерби, — не открою. А если открою, то пожалею об этом. Знаю наверняка. Не хочу пачкать в твоей крови руки.

— Эндерби, — заорал Джек, — честно предупреждаю. Ну-ка, открывай, и я тебя отделаю, поэт-блудодей. Я тебе дам, с моей женой спать, а еще педрилой прикидывался.

— Она тебе не жена, — заметил Эндерби. — И я спал на диване. Меня кто-то оклеветал. А теперь убирайся, пока я не рассердился.

— Пожалуйста, открой дверь, Эндерби, — умолял голос Джека. — Я тебя отделать хочу, только правильно и справедливо, ты, сволочь, а я уже на работу опаздываю. Открой, и покончим на этом. — И грохнул в дверь обеими руками. Сверху послышался женский голос, и было в нем нечто, четко рисующее образ женщины в ночной рубашке с накрученными на бигуди волосами.

— Прекрати, Джек, — кричала она. — Только сам себя дураком выставляешь.

— Дураком, да? Скоро увидим. А теперь заткнись. Ты свое получила, теперь черед Эндерби. — И Джек снова заколотил.

Эндерби пошел на кухню, вернулся с ножом для потрошения зайца.

— Открой, Эндерби. Пришло твое время, сволочь.

И Эндерби открыл.

Джек был крепким моложавым мужчиной с морщинистыми щеками и с глазами цвета мочи. Если бывают проволочные волосы, на голове у него росла черная проволока. Оба кулака наготове, большие пальцы из предосторожности сунуты внутрь. Эндерби получил удар в живот в Лондоне; здесь получать удары он не собирался. И замахнулся ножом. И сказал:

— Только пикни.

— Игра нечестная, — заявил Джек. — Я имел в виду чистую драку. Нехорошо с твоей стороны выходить с этой колющей птичкой. Я только хотел сказать, оставь ее в покое там наверху, да разок в зубы как следует дать, черт возьми, да и дело с концом. Тебя не просили ходить пакостничать с моей собственностью, ты сам первый должен признать. Теперь будь мужчиной, положи нож, прими, что тебе полагается.