Принцип Д'Аламбера - Эндрю Круми Страница 23

Вы не устали слушать весь этот вздор? Не кажется ли вам, что я сошла с ума?

Д'Аламбер — графу де Сересту.

15 января 1772 года

Люди говорят нелестные вещи, которые ничего для меня не значат, если они касаются только моей персоны. Но мне стало известно, что Дидро, которого вы хорошо знаете и на которого имеете некоторое влияние, написал пьесу в диалогах, в коей вывел в совершенно превратной и скандальной манере моего друга мадемуазель де Л'Эпинас. Мой портрет, представленный в той же пьесе, меня совершенно не интересует. Автор не видел меня семь лет и не может претендовать на то, чтобы верно изобразить меня или мадемуазель де Л'Эпинас. Однако непростительно делать посмешище из женщины, обладающей высочайшими нравственными достоинствами и не способной ответить на оскорбление. Я настоятельно требую от вас поговорить с Дидро и убедить его уничтожить это произведение.

Диалог, как мне кажется, был написан в то время, когда я был болен и мадемуазель де Л'Эпинас ухаживала за мной. То был акт доброты, на котором она сама настояла, чтобы вернуть мне долг дружбы, ибо я оказал ей такую же услугу, когда она болела оспой. Мне говорили также, что в своей пьесе Дидро заставил меня говорить во сне, при этом я высказывал самые ужасные вещи. Я не могу даже вообразить себе, где он отыскал столь абсурдную идею, чтобы воплотить ее в образчике так называемой литературы. Какими бы насмешками ни осыпал меня Дидро, они не имеют никакого значения, но мне сказали также, что приписанные мне высказывания бросают тень на наши отношения с мадемуазель де Л'Эпинас. От имени моего друга, которого я знаю на протяжении двадцати лет и которому помогаю во всем более пяти лет, позвольте сказать, что упомянутые измышления шокируют и ранят меня, причиняя такую же боль мадемуазель де Л'Эпинас.

Я не говорил с ней на эту деликатную тему, но полагаю, что ей также рассказали о пьесе Дидро. Не ждите, что женщина такого общественного положения снизойдет до ответа, поэтому я делаю это за нее. Передайте Дидро, что мадемуазель де Л'Эпинас — это личность, которую большинство парижан знают по высоким трагедиям, что она достаточно много страдала в этом мире (вы хорошо знаете ее историю) и не заслуживает, чтобы ей досаждал человек, называющий философией втаптывание в грязь доброго имени другого человека. Также передайте Дидро, что я преданный слуга мадемуазель де Л'Эпинас, но если моя преданность может бросить тень на ее репутацию, я готов немедленно оставить ее и не показываться больше ей на глаза.

Когда-то Дидро был моим другом. Он способный человек, но ищет славы там, где должно искать истины, и это глубоко печалит меня.

Граф де Гибер — Клоду Мартинъи.

24 июня 1772 года

У меня состоялось знакомство, которое, я уверен в этом, послужит к моей выгоде. Я имею в виду мадемуазель де Л'Эпинас, которая, как тебе известно, держит самый живописный в Париже салон. Нас представили друг другу две недели назад в садах Мулен-Жоли, и я сразу сумел произвести на нее благоприятное впечатление. Она выказала значительный интерес к моим военным заслугам, и я рассказал ей о моих работах по тактике, которые я сейчас готовлю к печати. Она так увлеклась этими вещами, что пригласила меня в свой салон, чтобы поговорить о них более подробно.

Мадемуазель де Л'Эпинас не выглядит на сорок лет, скорее ее можно принять за тридцатилетнюю дурнушку. Она перенесла оспу, оставившую неизгладимые следы на ее лице, но и без них ее нельзя было бы назвать красавицей. Это женщина высокого роста, с хорошей фигурой, однако одетая довольно безвкусно. Кажется, она даже гордится тем, что ей недостает женственности. Она, видимо, не желает отличаться от мужчин, которыми себя окружила (у нее нет подруг, а женщины считают ее странной и отталкивающей). Она все читала, видела все пьесы, разбирается в опере и живописи. Ее жизнь имеет две стороны — отсутствие страстной любви и присутствие Д'Аламбера, который опекает ее, словно наседка, и постоянно суетится рядом с ней, смеясь ее самым неудачным шуткам. Иногда я испытываю по отношению к ним неподдельную жалость. Естественно, они оба сироты. Думаю, что именно это обстоятельство их сблизило, помимо общей им склонности к отвлеченному знанию и физической непривлекательности. Они действительно очень хорошо подходят друг другу, и слух (которым поделились со мной в салоне) о том, что Д'Аламбер и мадемуазель де Л'Эпинас были раньше любовниками, но она оставила его ради какого-то испанского аристократа, представляется мне невероятным. В объятиях друг друга мадемуазель де Л'Эпинас и мсье Д'Аламбер будут похожи на переплетенные сухие ветки, источенные превратностями судьбы и непогодой. Интересно, как выглядит этот испанец? Перешептываются (и это живейшая черта салона увядших знаменитостей), что ему нет еще и тридцати, то есть это мужчина моего возраста! Он красив, обладает живым умом, но очень нездоров. Таким образом, я все же понял, что могло привлечь его к болезненной мадемуазель де Л'Эпинас.

Но как смогла эта ничем не примечательная женщина, незаконнорожденное дитя, к которой весьма подозрительно относятся другие представительницы ее пола, стать самой влиятельной фигурой интеллектуальной и художественной жизни Парижа?

Д'Аламбер — Ж. К. де ла Э.

19 июля 1772 года

Отдайте себя одной только науке. Не надейтесь обрести счастье где-либо еще. Слава — мираж, исчезающий так же легко, как радуга. Слава — блестящая иллюзия в глазах окружающих, и если вы начнете слишком сильно уповать на них, то рискуете сами в нее поверить. Верьте лишь себе и своей работе. Истина существует только в математике и нигде больше. Вы можете бросить ее ради женщины (полагаю, что именно на этом основании вы начали пренебрегать своими занятиями). Какая это будет потеря, какое преступление! Уличный пес находит себе собаку и преследует ее, но может ли он вычислять орбиты планет? Вы — ученый, а не пес. Преследуйте математику, и она не разочарует вас. Представьте себе, что вы провели десять — или даже двадцать — лет за сложнейшими вычислениями. Вы убеждены в том, что нашли верное решение, и чувствуете себя триумфатором. Но вдруг вы обнаруживаете, что объект ваших исследований не существует, лишен смысла, он обманул вас, поманив поначалу некой малостью. Ищите любви тех, кто окружает вас, и то, что я сейчас описал, станет вашей судьбой. Вы оставите науку ради девушки — и что? Через десять лет она повернется и скажет, что не испытывает к вам никаких чувств, что ее любовь была наваждением, а теперь она ясно видит, что вы ей не нужны. Если она верна вам, то сможет подождать десять лет, но станет ли ждать наука? Будете ли вы через десять лет помнить, как обращаться со всеми этими дугами, эллипсами и параболами, которыми сейчас вы манипулируете с замечательной легкостью? Они не будут ждать вас, пока вы играете с женщинами. Наука уйдет вперед, и другие возьмут трофеи, которые могли бы стать вашими. Вас забудут, вы состаритесь и превратитесь в прах, ничего не оставив после себя.

В моей жизни была только одна истинная любовь, любовь, которая по сути своей не могла быть взаимной, но которая поддерживала меня на протяжении более пятидесяти лет, и этой любовью была математика. Я пытался направить свою любовь на другие предметы, но потерпел неудачу. Те предметы, на которые я обращал любовь, оказались не желающими и не способными вернуть мне мою привязанность в иной форме, кроме несколько преувеличенной вежливости. Теперь я отчетливо это вижу. Но у меня было неоспоримое преимущество — я познал любовь, незамутненную зависимостью от вознаграждения, любовь чистую, произрастающую из души, из обиталища человеческой сущности. Я любил, не рассчитывая на взаимность. Я отдал себя математике, и она стала бальзамом для всех моих ран. Я был ученым, книжным червем. Я родился для этой жизни, она была предначертана мне в тот самый момент, когда много лет назад меня оставили на ступенях церкви. Эта жизнь продолжалась и потом, когда я вырос в человека, жаждущего уединения, человека, страшащегося упреков и враждебности окружающих, человека, ищущего не слияния с миром, а бегства от него в чистейшие пределы, где неразрешимая проблема добра и зла уступает место пути к разуму и абсолютной логике. Только в математике, и нигде больше, нашел я ответы на мучившие меня вопросы. Но определенно я нашел их не в словах и поступках людей, среди которых мне ежедневно приходилось обретаться.