Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие - Дан Родес Страница 23

— Хочешь есть? Я умираю с голоду. Пойдем, перекусим где-нибудь. — Девушка поднялась на ноги, чувствуя ноющую боль во всем теле.

Она зашла в кафе и купила два гамбургера с салатом.

— Держи, — девушка бросила на землю один гамбургер.

Пес почти не тронул овощи, но с удовольствием съел мясо и хлеб. Покончив со своей порцией, девушка снова зашла в кафе и купила еще два гамбургера. Ее словарного запаса вполне хватило, чтобы попросить женщину за прилавком сделать один гамбургер без салата.

— Я твой лучший друг, — сказала девушка, наблюдая, как пес доедает свою порцию. — Ты смотришь на меня и не можешь насмотреться. — Она погладила собаку по голове. — Ты любишь меня.

Она пошла по улице. Пес побежал следом. Девушка не сомневалась, что так он и поступит.

— Ты не бешеный? — спросила она, оборачиваясь к собаке. — Ты не укусишь меня? А, как, разве ты не хочешь укусить меня? Разве не для этого ты идешь за мной по пятам? Ты просто ждешь подходящего момента, когда можно будет наброситься. Что, угадала? Ну, давай же, кусай. — Она наклонилась и поднесла руку к носу собаки. Пес понюхал ее ладонь. Девушка улыбнулась. — Ну что же, для бешеной собаки вполне достаточно. О, господи, да я насквозь промокла! Хотя тебе все равно, ты любишь бегать под дождем. Ты же собака.

Заметив, наконец, что блузка совсем мокрая, девушка поняла еще одну вещь: у нее болели костяшки пальцев, но эта боль не имела ничего общего с той тоскливой ломотой, которая сковывала тело; причина была иной — саднящая боль появилась после того, как девушка наотмашь ударила Энрико по лицу. Впервые в жизни она ударила человека, но девушка знала, как надо бить, — брат не раз показывал ей приемы самообороны. Он брал подушку и, держа ее на вытянутых руках, заставлял девушку наносить удары. «Резче, сильнее, — командовал он. — Представь, что это лицо Аманды Джонс и что оно находится от тебя чуть дальше, чем на самом деле, и бей — тогда твой кулак сохранит инерцию движения. Это похоже на бег, когда ты видишь финишную черту, но не сбавляешь темп, пока не пересечешь ее». Брат научил девушку вкладывать в удар всю силу и показал, какие точки на лице являются самыми болезненными — в них-то и надо целиться. Он сказал, что знает еще много приемов, но для девушки достаточно этих двух-трех — несложных и вместе с тем эффективных. Брат был уверен: в случае чего сестра сумеет постоять за себя. И уроки не прошли даром. Правда, до драки с Амандой Джонс дело так и не дошло, но полученные навыки сами собой всплыли в памяти, и удар, который девушка нанесла Энрико, получился что надо. Брат мог бы гордиться своей ученицей. Вероятно, он не испытал бы гордости за сестру, если бы увидел, как она разгуливает по Палатину в одной легкой юбочке, под которой нет трусов, или как она и ее итальянский красавец трахаются в туалете китайского ресторана, но он без сомнения будет очень доволен, когда услышит историю о том, как она врезала подонку в челюсть, вложив в удар столько силы, что содрала кожу на руке. «Так ему, — брат рубанет кулаком воздух. — И главное — вот умора! — макаронника избила девчонка».

Пес по-прежнему трусил рядом с девушкой и, похоже, не собирался уходить.

— О, я вижу, ты действительно влюбился в меня. Ну, сознавайся, влюбился, да, с первого взгляда? Это потому, что я хорошая и добрая, и ты понял, что я не прогоню тебя. Я тоже люблю тебя. И в доказательство моей любви я угощу тебя еще чем-нибудь вкусненьким.

У торговца, раскинувшего на углу свой лоток, девушка купила жареные каштаны. Когда каштаны остыли, девушка и пес принялись за еду. Она опустилась на скамейку, пес уселся напротив и, склонив голову набок, посмотрел на девушку. Она кидала ему каштаны, пес ловил и жевал их, казалось, без особого удовольствия, однако от угощения все же не отказывался.

— Теперь я могу стать толстой и некрасивой, — сказала девушка. — Потому что теперь меня никто не любит. Никто, кроме тебя. Только ты у меня и остался. — Она наклонилась и, прихватив длинные уши собаки, слегка потрепала их. — Как тебя зовут? — Пес взглянул на нее снизу вверх и вильнул хвостом. — Я могла бы назвать тебя Малыш или Утенок. О нет, я буду звать тебя Хьюго.

Она соскучилась по Хьюго. Он был ее лучшим другом, и с ним девушка могла говорить обо всем на свете. Хьюго был первым, кому она рассказала об Энрико, и лишь потом позвонила своему бойфренду. Собственно, ее парень так ничего и не узнал об итальянце. Девушка просто сказала, что им надо расстаться. Почему? Нет, у меня никого нет. Но мне кажется, мы слишком разные люди и не сможем быть вместе. Перебирая шелковистые уши собаки, девушка решила, что Хьюго — ее единственный друг, самый близкий и самый дорогой. Она позвонит ему, как только вернется домой. Девушка вспомнила, как хорошо им было вдвоем: они сидели у него в комнате, слушали музыку или смотрели телевизор; они разговаривали часами и хохотали до упаду и могли выпить столько пива, что едва держались на ногах. Хьюго никогда не пытался поцеловать ее, даже когда они были по-настоящему пьяны. Это казалось девушке странным. Иногда она, изображая психолога, вела с ним долгие беседы: «Ты должен следовать зову сердца, и тут совершенно нечего стыдиться. Отправляйся в Бристоль или в другой большой город, где ты сможешь найти себе симпатичного мальчика. Вы полюбите друг друга и будете счастливы». Он смеялся и колотил ее подушкой по голове. Она послала ему открытку с изображением памятника королю Виктору Эммануилу, приписав на обороте, что эта откровенно гомосексуальная конструкция должна ему понравиться. Девушка поймала себя на том, что последние минут пять не вспоминала об Энрико.

— Спасибо, — она чмокнула пса в макушку. — Все прошло: я больше никого не люблю. И всё благодаря тебе.

Но потом боль в лодыжках вернулась. Девушка подумала об Энрико, вспомнила, как они целовались, и к глазам снова подступили слезы.

Она решила назвать его Утенком. Она и сама не знала, почему остановилась на этом имени. Да и какая разница! Она зашла в магазин, купила еще одну плитку шоколада и бутылку шампанского. Ей совсем не хотелось шампанского, но она подумала, что не помешает выпить. Девушка решила, что раз у нее все равно нет штопора и вино, которое она купила, слишком дешевое, чтобы быть настоящим шампанским, то эта маленькая попойка не будет похожа на большое торжество. Девушка вышла на набережную, села на каменный парапет и стала смотреть на людей, которые шли в рестораны и ночные клубы. Потом она открыла бутылку. Пробка выстрелила и покатилась по асфальту. Пес поймал ее, притащил обратно и отдал в руки девушке. В награду он получил большой кусок шоколада. В какой-то момент пес присел и выгнул спину дугой, собираясь нагадить прямо на тротуар, но девушка вовремя оттолкнула его на газон. Дождь давно кончился, затянутое низкими облаками небо очистилось. Блузка почти высохла и уже не липла к телу. Вскоре стемнело, и на улице заметно похолодало. Она зябко поежилась. Девушка прикидывала, в котором часу ей нужно вернуться в гостиницу, чтобы забрать вещи: самолет улетает в одиннадцать тридцать, значит, что-нибудь около семи, а до этого времени она будет гулять по ночным улицам и трястись от холода. Девушка подумала, как бы она поступила, если бы увидела, что возле гостиницы ее ждет Энрико. Она представила: Энрико беспокойно ходит перед домом на виа Фиренце — он страшно волнуется: куда она пропала? Завидев ее, он бросается ей навстречу и говорит, что порвал с той, другой, девушкой и что он с ума сходит от любви к ней, у него просто нет слов, чтобы выразить свою любовь, и что теперь они никогда не расстанутся. Интересно, она бы приняла его обратно? Девушка не знала. Она понятия не имела. Да, она, не задумываясь, упала бы в его объятия.