Скажи это Богу - Елена Черникова Страница 23

Теперь профессор решил рискнуть: научить Тиму думать. Если она научится думать - может, она научится и читать чужие мысли? Понятно, что лишь глубокое отчаяние могло бросить доктора на такой эксперимент, в котором ему пришлось бы поделиться с Тимой своей безграничной властью над людьми, но другого выхода он пока не видел. В преданности и молчании жены он был уверен, а прививать Тиме некоторые новые представления он собирался сам лично, и так, чтобы она никогда не узнала правды ни о себе, ни о нем, ни о его проблемах.

Обсуждая с женой начальный этап эксперимента, он внезапно, на один миг прозрел: в голове молнией пронеслось слово магазин. Это было лишь бледное подобие былых его озарений, когда он без напряжения отыскивал точные решения для своих клиентов. Обрадовавшись, он машинально переспросил - почему магазин? Но инстанция, подбросившая ему это слово, опять накрепко заперлась.

- Почему мне было сказано - магазин? - вбежав в комнату жены, спросил он.

Жена давно привыкла к подобным вопросам, муж часто перепроверял на ней свои догадки.

- Наверное, в магазине быстрее развивается одно из базовых женских качеств - любопытство, - предположила жена. - Но я боюсь отпускать ее одну. Я буду рядом.

- Она заметит тебя.

- Конечно, я и не буду скрывать, что тоже иду в магазин. От Тимы не спрячешься, уж я-то это лучше всех знаю. Но она первый раз в одиночном плавании - я буду рядом, - настойчиво повторила жена.

- Хорошо, продумай, под каким предлогом мы отправляем ее на прогулку, чтобы она не догадалась до правды, - распорядился профессор и вышел.

- Она не умеет гадать, - тихо сказала ему вслед жена. - Никогда не догадается...

И вот Тима пошла в супермаркет. Полдень, солнце, в магазине малолюдно. Прозрачные двери открылись сами и уплыли в стороны. Тима довольно уверенно взо?шла по маленькому пандусу на прорезиненное крыльцо, сделала еще пять шагов в глубь павильона и остановилась. Вчера мама сказала ей по буквам, что будет что-то интересное. Тима разобрала буквы в слове "интересное", однако никаких образов слово не вызвало. Бояться Тима не умела. Неведомое "интересное" предлагает мама - так называла она жену профессора. Пойти? Конечно. В гости - это слово она знала, у профессора бывали гости. Но в гости к интересному? Абсолютно непонятное, невидимое слово. Хорошо, пойду.

...Вдруг перед ее взором замельтешили разноцветные пятна, их становилось все больше, они крутились все быстрее, и только температуры были разные. Одни накатывали горячечным жаром, другие кололи сухим инерт?ным холодом, но грубая общая схватка не имела никакого выраженного звука, общего тона.

Тима оставалась глухой ушами, но вибрации мира, высотный тон каждого оттенка любого цвета она еще с детства научилась различать безошибочно и даже записывать в числах. Звуки и запахи профессорского дома, окружавшие ее повсе?дневно, были выверены до, можно сказать, десятого знака, словно по личному внутреннему камертону. А здесь, в пятнистом помещении, куда ее зачем-то отправил самый заботливый, самый близкий ей человек - профессор, - было очень дискомфортно, все было наперекосяк - и у Тимы закружилась голова. Токи, выделяемые людьми в процессе торговли, оказались убийственно резкими для ее незащищенного сердца. Атмо?сфера купли-продажи, товаров и денег состояла из чер?но??го хаоса, который колол, кусал, резал, и Тима подняла руки, пытаясь защитить голову.

Она не знала, как называется ее внезапное новое состояние, она впервые испугалась и захотела позвать маму, но тут впервые в жизни она не смогла нащупать ее образ. Обычно лицо мамы возникало перед взором Тимы при малейшем импульсе, так быстро, что Тима даже не успевала мысленно позвать ее. Стоило только почувствовать - и мама была перед ней, где бы они ни была в тот миг на самом деле. И можно было сразу увидеть, чем занимается мама, и почувствовать, когда придет к Тиме в комнату и можно будет разговаривать. Тима давно усвоила, что мама не может читать по губам Тимы на расстоянии - даже таком близком, как соседняя комната. Трудно было понять, почему Тима может видеть мамино лицо всегда и везде, а та - только если находится на расстоянии вытянутой руки. Смирившись с этим неудобством, Тима еще подростком сделала свой первый и пока единственный логический вывод: я и она - разные. Не?одинаковые. У этого умозаключения не было никакого развития, никакой окраски, Тима не умела оценивать и судить, и пока это было ее единственное самостоятельное открытие в жизни: все - разные.

Сегодня, кажется, приближалось второе открытие: мама может исчезнуть. А еще бывают кривые колючие пятна, от круговерти которых можно закружиться самой. От них становится плохо, и мама пропадает из виду. Тима стремительно теряла свои чувства. Мозг пылает, боль - по всей коже, что-то невыносимое давит на грудь...

Со стороны все это выглядело еще хуже. Очень красивая девушка с золотыми волосами в растерянности стоит посреди вестибюля, мешая покупателям. Смотрит прямо перед собой очень красивыми изумрудными глазами - и бледнеет с каждой секундой. Поодаль, в пяти шагах, стоит ломая руки женщина средних лет с выражением безграничного ужаса в лице - и почему-то не двигается с места и на помощь не зовет.

Толстый потный гражданин с тележкой, доверху наполненной туалетной бумагой, пивом и минеральной водой, легонько толкнул Тиму локтем. Случайно, по рассеянности. Девушка пошатнулась, вскинула руки, как канатоходец, - толстый всполошился и прихватил девушку за талию. Тима почувствовала что-то небывалое: к ее телу прикоснулась чья-то рука, абсолютно неизвестная рука, довольно грубая (если бы Тима знала, что такое грубость), и что самое поразительное - Тима вдруг увидела эту громадную руку. Пятна вокруг продолжали свой мучительный танец, но из цветного месива разборчиво вырисовался один четкий объект: незнакомая рука в толстых желтых перстнях, обхватившая талию Тимы.

Не имея не только подобного, но и вообще никакого опыта общения с мужчинами (профессор и его коллеги не в счет, они - часть Тимы), девушка совершила не?ожиданное: она быстро ощупала лицо и плечи толстяка руками и понюхала его рубашку. Никогда раньше она не опускалась до этого приема всех слепых - ощупывать неизвестное, изучать что-то руками. Она всегда сначала разглядывала любую новинку - своим уникальным способом - и только потом позволяла себе, очень бережно и вежливо, прикоснуться к цветку, букашке, листу бумаги, компьютеру...

Толстяк оторопел и вгляделся в ее лицо. Тима по-прежнему видела только его руку - и не успела замаскироваться, то есть повернуть свое лицо к лицу толстяка. Пятна вокруг разрастались, сливались в пугающий поток фиолетового, с черными вихревыми лентами неистового кручения. На неподвижных глазах у Тимы появились какие-то горячие соленые капли. Это были ее первые слезы, и это было очень страшно.

Толстяк догадался, что девушка слепа, и испугался не меньше. Ничто в ее облике не выдало бы слепоты, если бы не столкновение с его локтем и тележкой. Но тогда где поводырь? Где сигнальные темные очки или белая палочка? Как может такая красавица безнадзорно бродить по супермаркету - он оглядел ее наряд - в легком платье без карманов, без сумочки и вообще без опо?знавательных знаков?