Воскресный день у бассейна в Кигали - Жиль Куртманш Страница 23

У бассейна уже сидел Рафаэль. Валькур рассказал ему о случившемся.

– Валькур, твоя непосредственность меня порой поражает. Ты заявился в президентский приют с девочкой, чьи родители были убиты на посту. Разве ты не знал, что добрые монашки преуспели в международной торговле больше, чем в сострадании?

Конечно, он слышал подобные разговоры, но, как всегда, не желал верить слухам.

– И все соседи Сиприена, все его друзья теперь дрожат от страха, потому что здесь убийцы не молчат. По утрам в барах они рассказывают о вчерашних подвигах. Именно так они и сеют в душах страх. Послушай меня, Валькур, я говорю тебе о людях, которых знаю лично, о соседях, спаливших мой дом, о товарищах, с которыми я играю по воскресеньям в футбол и которые убьют меня, как только глава сектора скажет: «Пришла очередь Рафаэля». Я их понимаю, потому что в какой-то мере я такой же, как они.

– У тебя с ними нет ничего общего.

– Как раз наоборот. Все мы руандийцы, пленники одной свихнувшейся истории, обратившей нас одновременно в параноиков и шизофреников. Милая смесь. Как и они, я родился исполненный ненависти и предрассудков. Понимаешь, к чему я? А к тому, что контролируй тутси армию, как в Бурунди, мы поубивали бы всех этих хуту. И я первый. А потом пошел бы на исповедь. Угости пивом, я на мели.

Валькур заказал два больших «Примуса».

– Взять хотя бы убийство Сиприена и его жены. Каждая нанесенная им рана, убийство сыновей, способ, выбор оружия - во всем есть свой смысл. Каждое зверство показательно и символично. Оно должно служить моделью на будущее. Ты стал свидетелем небольшой репетиции геноцида. По всей стране сегодня на каждом из постов убили какого-нибудь Сиприена. Что ты можешь сделать, чтобы помешать?

Валькур не смог найти в ответ ни слов, ни доводов. Все, о чем говорил его друг, правда. Кроме одного. Его собственное бессилие не делало из него соучастника, его присутствие не означало одобрения и уж тем более безразличия. Он хотел бы быть генералом, но был лишь одиноким свидетелем. И все, что он мог сделать, - только то, на что способен одиночка.

Перед уходом Валькур сказал Рафаэлю, который был тутси: «Рафаэль, Жантий - хуту. Ты много говоришь, изобличаешь, но, как и все те, кто хочет твоей смерти, определяешь ее происхождение и будущее по цвету кожи и по ее тонкой талии. Ты прав, белые породили в этой стране нечто подобное нацизму. Им это явно удалось, ведь даже ты, противник дискриминации, из-за одной лишь формы носа принимаешь хуту за тутси. Когда наступит апокалипсис, как ты часто твердишь, ты возьмешь в руки мачете, исключительно для самообороны, и к тебе подойдет коренастый коротышка. Ты сделаешь вывод: это хуту. Он скажет, что потерял документы. Так оно и будет, но ты ему не поверишь, потому что он коренастый. И со спокойной душой, без тени сомнения собственном патриотизме и демократии чешских идеалах, думая о самообороне или мстя за своих, ты убьешь тутси, который, к несчастью, родился с внешностью хуту. Рафаэль, Жантий - хуту. Но тем же вечером, когда ты убьешь тутси с внешностью хуту, ты спасешь Жантий. Ведь ее тело похоже на твое. Ты тоже рассуждаешь как они. Это и есть тюрьма и смерть».

Заместитель генерального прокурора не захотел принять Валькура, но в приемной канадца внимательно выслушали и приняли прошение о расследовании. А чтобы продемонстрировать чужаку, которого здесь только терпели, явное презрение, с которым принимали обвинение сил правопорядка суверенного государства, дело канадца поручили самому младшему помощнику прокурора. Молодой человек задыхался в тесном костюме, а из-за тугого воротника у него на шее набухли вены. Он сильно вспотел. В петлице он носил значок президентской партии. Валькура допрашивал агрессивно, словно тот был преступником. Настоящая гиена. Валькур терпеливо и вежливо отвечал на самые абсурдные вопросы, отметая всякий соблазн указать на противоречия, скрытые оскорбления и туманные аллюзии. С такими людьми надо быть гибким, как тростник.

– Мы из-за вас уже потеряли время с этой историей об исчезнувшей проститутке. С какой стати мы должны: серьезно относиться к вашим заявлениям теперь?

– Мсье, я видел трупы, раны, двух убитых детей. Этого должно быть достаточно, чтобы начать следствие.

– Вы много пьете, господин Валькур или, может быть, как многие иностранцы, покуриваете коноплю.

– Я люблю пиво, а курю только «Мальборо».

После каждого вопроса Валькур ловил себя на одной-единственной мысли: зачем он теряет время, рискуя навлечь на себя неприятности, только лишь ради того, чтобы узнать правила игры? Перед тем как прийти сюда, он сказал Жантий, восхищавшейся его отвагой: «Я не храбрец, вовсе нет. Скорее, даже трус. Но я не могу поступить иначе. У меня даже нет ощущения, что я исполняю свой долг. Я действую по привычке, потому что так должно быть в цивилизованном обществе. Я как ребенок, неукоснительно подчиняющийся заученным правилам. Когда кого-то нечаянно толкаешь, то просишь прощения, говоришь продавцу "спасибо"и "до свиданья", открываешь дверь женщине, помогаешь незрячему перейти улицу, говоришь "добрый день"перед тем, как заказать пиво, в метро уступаешь место пожилой даме, голосуешь, даже если ни один из кандидатов не нравится, а если становишься свидетелем преступления, идешь в полицию, чтобы пролить свет на происшедшее и чтобы в конце концов справедливость восторжествовала. Нет, дорогая моя, я не храбрец, я всего лишь пытаюсь поступать как принято, а здесь это не так-то просто».

– Вы обвиняете начальника жандармерии в соучастии в убийстве двух взрослых людей и двух детей, - продолжил заместитель прокурора. - Вы отдаете себе отчет в тяжести обвинений, которые ко всему прочему исходят от иностранца, работающего на благо руандийского государства и услуги которого оплачиваются из республиканского бюджета?

Да, конечно, он полностью это осознавал.

– К нам поступил рапорт того самого начальника жандармерии, в котором он заявляет, что на него напала банда повстанцев из РПФ и во время стычки он потерял двух патриотов. Предатель-хуту возглавлял этих мятежников, которые, как вы знаете, не руандийцы, а угандийцы, выдающие себя за беженцев-тутси. Этот господин торговал на рынке табаком, и звали его Сиприеном. Мы говорим об одном и том же человеке? Его жена попыталась прийти мужу на помощь и также была убита в ходе стычки. Таковы факты, изложенные в рапорте. Вы по-прежнему хотите подать жалобу и опротестовать версию всех патриотов, защищавших пост?

– Придется выбирать, господин заместитель. Жандарм мне рассказал о неустановленных автомобилях, а вам о нападении РПФ. Скажите мне, господин заместитель прокурора, где вы изучали право?

– В Канаде, господин Валькур, у вас в Монреале, по стипендии канадского правительства. Я жил неподалеку от парка Лафонтена. Не знаю, знакомо ли вам это место?

Валькур родился в доме номер 3711 по улице Ментана, недалеко от центрального парка. Неожиданно ему захотелось спать. Да, он настаивал, что-бы приняли его жалобу. Да, конечно, он будет свидетельствовать в суде и надеется на правосудие. «Если, конечно, здесь оно существует, как и в окрестностях парка Лафонтена, господин заместитель».