Познать женщину - Амос Оз Страница 23

Утро. Четверть седьмого. Голубовато-серый свет. На востоке меж облаками проблески восходящего солнца. Легкий утренний ветерок принес издалека запах подожженных колючек. И на двух грушевых деревьях и двух яблонях, листва уже слегка побурела от накопившейся к концу лета усталости. Иоэль стоит позади дома в майке и белых спортивных брюках, босиком, в руках у него свернутая, так и не вынутая из упаковки газета. И нынешним утром ему опять не удалось поймать разносчика. Голова Иоэля запрокинута в небо: там стая перелетных птиц, выстроившись клином, летит с севера на юг. Аисты? Журавли? Сейчас они минуют черепичные крыши маленьких вилл, лужайки, рощи, цитрусовые плантации и растворятся в перистых, объятых сиянием облаках на юго-востоке. А за фруктовыми садами и нивами появятся горные скалистые склоны, деревенские домики, сложенные из камня, долины и ущелья, еще дальше — мертвое безмолвие пустынь, угрюмость восточной горной гряды, окутанной туманной дымкой, и снова пустыня, ровная, покрытая сыпучими песками, и за ней — последние на этом пути горы…

Вообще-то он шел в сарай, где хранились садовые инструменты, собираясь покормить кошку с котятами, а затем отыскать там шведский ключ и отремонтировать либо заменить подтекающий кран рядом с крытой автостоянкой. И задержался лишь для того, чтобы дождаться разносчика газет: достигнув конца переулка, тот должен вернуться, и уж тут-то Иоэль наконец изловит его.

И все же как они находят дорогу? Откуда узнают, что пришло время? Предположим, где-то далеко-далеко, в самом сердце вечного африканского леса, существует некий центральный пост управления полетами, скрытый от глаз людских; постоянно, круглые сутки посылает он звуковой сигнал столь высокой частоты, что ни человеческое ухо, ни самые изощренные, самые чувствительные приборы не в состоянии его уловить. Звук этот, словно невидимый луч, протянут от экватора до самых северных окраин, и, ориентируясь по нему, устремляются птицы к теплу и свету. Иоэлю, стоящему одиноко в саду, тронутом золотистым сиянием восхода, показалось, что на него едва не снизошло озарение, что он способен уловить тот самый африканский звуковой сигнал, направляющий птиц. Вернее, не уловить, а ощутить его в некой чувствительной точке меж двух позвонков в низу спины. Если бы не отсутствие крыльев, раскачался бы и взлетел. Ощущение, будто горячий женский палец прикасается или почти прикасается к спине, чуть повыше копчика, доставляло неизъяснимое наслаждение. В этот миг, равный вдоху и выдоху, сиюминутный выбор между жизнью и смертью показался ему несущественным, ничего не прибавляющим и не убавляющим. Глубокая тишина объяла и наполнила его, будто кожа перестала быть перегородкой между умиротворенностью внутренней и внешней и обе ипостаси покоя, слившись, стали чем-то единым.

Двадцать три года отдал он службе. Довел до невероятного совершенства искусство непринужденной беседы с незнакомыми людьми. О чем бы ни шел разговор: о курсе валют, о преимуществах швейцарской авиакомпании, о том, уступают ли итальянки француженкам, — в ходе обмена репликами Иоэль изучал незнакомца. И отмечал для себя, с какой стороны легче взламывать «сейфы», где хранятся секреты собеседника. Так человек начинает разгадывать кроссворд с более легких слов, чтобы с их помощью открыть фрагменты самых сложных понятий. И вот сейчас, в половине седьмого утра, стоит он, вдовец, человек, свободный почти во всех отношениях, и в нем пробуждается догадка: ничего-то, ему непонятно. Явные, будничные, простые вещи! утренняя прохлада; запах паленых колючек; маленькая птичка в яблоневой листве, ржавой от прикосновения осени; озноб, пробегающий по обнаженным плечам; аромат политой земли и вкус света; поникшая трава; усталость глаз; наслаждение, которое коснулось спины и исчезло; позор в мансарде; котята с кошкой в сарае; гитара, что стала звучать по ночам, как виолончель; новая груда круглых камней за забором, у края веранды брата и сестры Вермонтов; желтый опрыскиватель, взятый у Кранца (пора уже его вернуть); белье его дочери и матери на веревке, в конце сада, раскачиваемое утренним ветерком, опустевшее небо, в котором растворилась стая перелетных птиц, — все это тайна.

А любая разгадка сиюминутна. Словно ты прокладываешь путь в чащобе тропического леса и буйная растительность немедленно смыкается за тобой, не оставляя и намека на то, что здесь кто-то проходил. Едва найдешь словесное определение какому-либо феномену, а уж, глядишь, он ускользнул, уполз в туманные сумерки, царство теней. Иоэль запомнил, как однажды на лестничной площадке сосед, Итамар Виткин, сказал ему, что ивритское слово «шебешифлейну», встречающееся в сто тридцать шестом псалме, запросто может иметь польское происхождение, а в слове «намогу», в конце второй главы Книги Иегошуа, явно слышится русское звучание. Иоэль попробовал мысленно воспроизвести, то, как произносил сосед «намогу» с русским акцентом и «шебешифлейну», якобы на польский лад. «Было ли это просто шуткой? А может, он пытался сказать мне нечто существующее лишь в промежутке между теми двумя словами? А я упустил это, потому что не обратил внимания?..» Какое-то время Иоэль размышлял над словом «очевидно», которое, к собственному удивлению, неожиданно прошептал.

А тем временем он снова проворонил разносчика газет, который, развернувшись в конце переулка, миновал его дом на обратном пути. Вопреки предположениям Иоэля этот парень — или мужчина, — ездил не на велосипеде, а на стареньком, полу развалившемся автомобиле марки «Сусита», из окна которого он и бросал газеты на дорожки возле газонов. Возможно, он вообще не видел записки, что Иоэль прикрепил к почтовому ящику. Ну вот, а теперь уже слишком поздно бежать за ним.

Легкое раздражение шевельнулось в душе, когда Иоэль вернулся к мысли, что все тайна. Вообще-то, «тайна» не совсем верное слово. Оно наводит на образ закрытой книги, но книга открыта и читается без труда, и в ней, если оставить ухищрения, говорится о вещах ясных, будничных, очевидных: утре, лужайке, птице, газете. Но можно читать ее по-другому. Выхватывать из текста, к примеру, каждое седьмое слово, прочитывая его от конца к началу. Или выбирать — каждое четвертое слово в каждой второй фразе. Или отмечать кружком каждую букву, за которой следует «г». Нет предела комбинациям, и толковать их, видимо, можно по-разному. Одно толкование — альтернатива другому. Не обязательно искать глубокий, или увлекательный, или темный смысл — дело совершенно в другом. Нет сходства между тайным смыслом и явным толкованием. А быть может, все-таки есть?.. Иоэль рассердился на себя, поскольку эти мысли вызывали в нем легкое раздражение, а он хотел бы всегда оставаться спокойным и хладнокровным. Как узнать, какой из подходов, какой из шифров верен? Как обнаружит он среди бесконечного числа сочетаний то, которое правильно? Как найдет ключ к душевному успокоению? И еще: откуда известно, что это действительно общий, а не частный шифр, вроде личного кода на кредитной карточке или номера серии лотерейного билета? И откуда известно, что шифр не изменяется, к примеру каждые семь лет? Каждое утро? Всякий раз, когда кто-нибудь умирает? Как постичь все это, особенно когда глаза устали и слезятся от усилий. Когда небо опустело: аисты улетели, и нет их. Если это были не журавли.