Игрок - Александр Потемкин Страница 23

Выбор лексики, возбуждающе-ласкового тона был подсказан богатой интуицией артистки алтыновского камерного театра, он сулил ей молниеносный и уверенный успех. Ловушка для возбуждения тщеславия российского обывателя была выстроена великолепно. Она притягивала к себе фантазиями возможного и реальностью слышимого, она возбуждала чувства и умиротворяла гордость. «Неужели вы позволите мне встать в очередь женщин, ожидающих вашего внимания? Мне, известной пианистке воронежской филармонии Жанне Бичерской! Что, вашей партнерше по тотализатору “Букмекерский экспресс” суждено томиться со всей этой шатией влюбленных женщин в ожидании чуда вашего внимания? Не верю, Цезарь Кавось!

А юбка, шурша крахмалом,

в ушах звенела, дрожала,

Как полог цветного шелка под сталью пяти кинжалов,

Он сдернул шелковый галстук,

а я наряд разбросала,

Он снял ремень с кобурою,

а я четыре корсажа.

Такой белизны не ведать цветам и апрельским сливам,

Стеклу под луной не вспыхнуть таким голубым отливом.

Он сонных грудей коснулся,

шелковую блузу смахнув,

И жарко они раскрылись кистями ночных жасминов.

И лучшей в мире дорогой,

до первой утренней птицы,

Целовал меня этой ночью кучерявый еврей Цезарь Кавось».

После собственной интерпретации стихов Гарсиа Лорки она с каким-то детским озорством расхохоталась. Ее звонкий голос пронесся по всему вагону.

Мужчина растерялся. Он видел перед собой ослепительные голые плечи, открытые, стройные, бронзового цвета ноги, манящие своей упругостью обнаженные груди. Это было выше сил господина Кавося. Он, доведенный до исступления прекрасными образами Яны Врубельской, воскликнул: «Докажите, что вы не смеетесь надо мной! Я готов разделить все свое время с вами, милая дамочка, ровно с такой же непомерной горячностью, с какой вы произносили вашу речь провокатора…» — «Увлеченной женщины!» — «Если вы осмеяли меня, я отказываюсь участвовать в вашей авантюре. Вы можете возразить: беда невелика! Так знайте: без Цезаря Кавося ваш доход будет минимальным, а моральный ущерб непомерным. Я человек скромный, но у меня есть одно достоинство: я всегда ищу деньги».

«Отказываюсь вас понимать: мы уже договорились, что после Пензы начнется наш любовный роман. Это моя инициатива. Это я соблазняю вас. Это я мечтаю почувствовать вашу силу искрометного любовника, гипноз красавца, страсть повесы. Но пока вся сила наших сердец должна быть отдана тотализатору. Первой азартной игре в моей жизни. Вы должны помочь нам выиграть, Цезарь! А потом великую страсть игрового азарта мы переместим на влюбленность наших душ, на эротику наших помыслов, на жар наших поцелуев. Впрочем, перед тем как спуститься с вами в адский котел грешников, прошу раскрыть секрет: как вы, герой-любовник, тратите деньги? На какие удовольствия вы всегда готовы выложить последнее, перед чем вы не устоите?» — «Почему вам об этом, милая дамочка, хочется знать? Открывая такую тайну, я могу стать вашим заложником. В моем возрасте это не совсем желательно. Хочу пощадить ваше любопытство. Впрочем, разрешаю высказать одну версию, которая, видимо, у вас уже готова. Говорите, милочка…» — «Хочу сказать, но боюсь…» — «Успокойтесь. Я снисходителен ко всяким причудам, если они не пошлая грубость или насмешка». — «Как вы можете, господин Кавось!» — «Цезаря Кавося никому бояться не следует, а вам, милочка, тем более». — «Вы гурман. Чревоугодник. Если во время нашего страстного свидания вам принесут утку по-пекински или винные улитки Эльзаса в чесночном соусе — вы забудете меня напрочь. Пока вы все это не слопаете, пока тарелки не опустеют и ваше обжорство не будет удовлетворено, вы, видимо, не удостоите меня вниманием. Это будет неслыханной дерзостью, самым подлым и коварным ударом: вынудить Жанну Бичерскую приревновать своего кавалера к кулинарным деликатесам. Жуть! Тяжелейшее испытание. Неуемная боль. Если что-либо подобное вы себе позволите, я возненавижу, я убью вас, Цезарь Кавось. В момент отчаяния полностью раскрываются все злые силы собственного духа». — «Неужели я вам так понравился?» — совершенно искренне удивился господин Кавось. «Страшно! До чертиков! Поэтому я боюсь вашего коварства. У меня есть все основания полагать, что мне достанется лишь разочарование сердца, оскорбленного вашей чревофилией». — «Скажу откровенно, милочка, у вас великая интуиция. Вы попали в самую точку. Как вам это удалось? Я действительно питаю слабость ко вкусной еде». — «Увлеченность вами раздвигает границы возможного», — Врубельская бросилась ему на шею и впилась в его губы.

«Bravo, grandiosita attrice» [12]— пронеслось в голове господина Алтынова.

Цезарь Кавось задыхался от волнения. Голова кружилась, как после катания на американских горках. Он хотел было взять себя в руки, чтобы трезво управлять собой, но силы оставили его. Он подумал отстранить эту взбалмошную молодую женщину, но искушение парализовало его. В какой-то момент господин Кавось решил отдаться страсти, но публичность происходящего затормозила его эротический порыв. Он почувствовал вдруг какую-то великую усталость, обмяк, отяжелел, одурманивающий туман окутал его разум, и господин Кавось, совершенно неожиданно для самого себя, стал послушным рабом Яны Врубельской.

Наблюдавший за всей этой сценой режиссер спектакля господин Алтынов в этот момент произнес про себя: «Grandiose! Pero, per favore, tranquillo! Questa gioia insolita e inaspettata strazia il cuore di un uomo semplice. Lei e… una bestia! Tutte ie stelle di Hollywood invidiano il sue talento. Per conquistare Mosca non mi bastera comunque inscenare con lei un opera teatrale». [13]

Молодая дама взяла свою жертву за руку. Рука оказалась влажной и липкой, как будто ее облили сладкой водой. Врубельской стало противно. От напряжения душевных сил где-то в горле лопнул сосуд. Запершило. Однако она сверкнула счастливыми глазами и театрально бросила: «Вперед, Цезарь! Ползунков, не отставать! В третьем купе нас ждет клиентура. Так порадуемся же, господа!»

«Bravo, grandiosita attrice!» — зааплодировал молодой человек, читающий Гиляровского. Он и еще несколько зевак пошли за ними следом.

Первобытный азарт — нескончаемая интрига в истории человечества.

Врубельская чувствовала себя как на экзамене. Всегда рядом, всегда неотступно за ней следовали огненные, дьявольские глаза Юрия Алтынова. Она мечтала этой ночью сыграть свою лучшую роль. Перед ней стояла задача разбудить, всколыхнуть чувствительные струны богатых пассажиров спальных вагонов, чтобы пополнить кассу «Букмекерского экспресса». Но не только деньги интересовали ее. Больше всего волновало ее признание главного режиссера труппы камерного театра. Она выходила на театральную сцену третьего вагона с благоговейным трепетом, как студентка перед сдачей зачета. Ее преимуществом был талант, ее спутником — удача, ее ангелом-хранителем — автор пьесы, носителями шпаргалок — хитроумный отличник Цезарь Кавось и простодушный хорошист господин Ползунков. Яркие составляющие давали ей чудесные привилегии. Врубельская была полна решимости воспользоваться ими на славу! Она рассматривала лица пассажиров, как рентгенолог — снимки больных, как гаишники — красные физиономии пьяных водителей, как пляжные кавалеры — девственниц среди сочинских отдыхающих. Она искала жертву. Чутье одаренного человека и опыт дамы полусвета подсказывали ей, что крупная рыба где-то совсем рядом. Ее голос звучал теперь очень эмоционально, а глаза блестели дьявольски соблазнительно.