Обменные курсы - Малькольм Брэдбери Страница 23

– Да, андрогинное, а что это? – спрашивает Плитплов.

– А, вы не знаете это слово? – восклицает Любиёва. – Ну, оно довольно редкое и значит, когда мужчина хочет быть женщиной.

– Именно это оно и значит? – спрашивает Плитплов.

– Вообще-то оно означает одновременное присутствие мужских и женских черт, – говорит Петворт, – свойственное многим писателям.

– Так вы согласны с этой особой? – резко поворачивается Плитплов.

– Я понимаю обе точки зрения, – отвечает Петворт.

– Ясно, мой друг, – говорит Плитплов. – Не думаю, что это очень увесистое критическое суждение. В Кембридже мы имели куда более хорошие литературные беседы. Вы не старались высказываться так обтекаемо.

– Здесь почти самый центрум, – поясняет Любиёва. – Правда вам очень нравятся наши деревья?

Однако Плитплов уже подался вперед и что-то говорит водителю. Шины скрежещут по брусчатке, такси резко тормозит, трамвай с табличкой «ВИПНУ» дребезжит мимо, вагоновожатая в белой блузке отчаянно машет руками и звонит в звонок. Плитплов сидит, стиснув руками виски, лицо его перекошено. Он поворачивается к Петворту.

– Простите меня, друг мой, у меня внезапно заболелась голова. Может быть, громкая музыка, которая вам нравится, не подходит для меня. Думаю, я извиню себя и вас покину.

– Да? – отвечает Петворт. – Очень жаль.

– За вами прекрасно позаботится эта дама, с которой вы так любите соглашаться, – говорит Плитплов. – Она вас не заблудит. Однако для меня сейчас нужен отдых. Кроме того, моя жена – очень нервическая особа, она переживает, когда меня нет пять часов, пока я мчался в аэропорт исполнить долг для моего доброго старого друга.

– Но как же вы доберетесь домой? – спрашивает Петворт.

– Думаю, доберется, – отвечает Любиёва, притиснутая к дверце такси.

– Моя квартира в одном квартале отсюда, – говорит Плитплов. – Удачное совпадение.

– Да, я бы отдохнул, – замечает Петворт.

– Пожалуйста, мой добрый друг, не беспокойтесь, – говорит Плитплов, протягивая руку. – Моя боль ужасна, но вас не касается. Вы – очень значительный гость, перед вами стоят ответственные задачи.

– Может быть, вам стоит доехать с нами до аптеки, – предлагает Любиёва. – Там вам дадут микстуру.

– Лекарства бесполезны, – говорит Плитплов. – Кроме того, я силен и скоро поправлюсь. Поэтому оставляю вас. Мадам Любиёва, заботьтесь хорошо о моем друге. Он замечательный человек, и его лекции порой весьма неплохи. Хоть я и не согласен с его неверной оценкой Хемингуэя. Что ж, доктор Петворт, до свидания.

Плитплов открывает дверцу такси и выходит.

– Мы еще увидимся? – спрашивает Петворт, высунувшись из машины. – Надеюсь, я не…

– Как говорят здесь у нас, завтра скажет нам то, что оно скажет, – отвечает Плитплов. – Однако со временем наши пути, возможно, пересекутся. Судьба, она такова. Возможно, я приду на какую-нибудь из ваших бесед, если не буду очень занят. А возможно, даже вы придете послушать мою знаменитую лекцию: про хемингуэевского героя и его волосатую грудь. А теперь, пожалуйста, уберите голову, я закрою дверцу. О, еще одно…

– Да? – спрашивает Петворт.

– Когда будете телефонировать вашей жене, очаровательной Лотти, – говорит Плитплов, – передайте ей мой страстный привет. Скажите, что видели меня и что всё хорошо. Не стоит упоминать про головную боль.

Плитплов захлопывает дверцу, такси резко трогается, Петворт смотрит через стекло на Плитплова, который в качестве прощального жеста приложил к носу палец. Такси, скрежеща шинами, вливается в поток машин и едва не сталкивается с проносящимся коричневым «фордом-кортиной». Когда Петворт оборачивается, чтобы взглянуть в заднее стекло, тротуар уже пуст: Плитплов исчез, как по волшебству.

– Теперь новая часть города, – говорит Любиёва заметно повеселевшим голосом. – Здесь вы имеете возможность наблюдать нашу торговую и коммерческую улицу, о которой знает весь мир. Кто может удивляться, что многие конгрессы любят сюда приезжать?

– Замечательно, – говорит Петворт, глядя на центральный бульвар, выстроенный в стиле интернационального модернизма. – Как вы думаете, я его обидел?

В лиловых сумерках вдоль улицы тянутся образцово-показательные здания из стекла и бетона, учреждения и магазины, в полуосвещенных витринах выставлены товары, на фасадах вспыхивают неоновые вывески: «ВИЩВОК», «ЮГГИ-ЮГГИ», МУГ и «КОМФЛУГ».

– Думаю, ему очень понравилось бесплатно доехать на такси почти до самого дома, – говорит Любиёва. – Наш универсальный магазин МУГ, здесь вы можете купить стекло. И валютный магазин «Вищвок».

Бульвар заполнен розовыми трамваями, светофоры мигают, мимо магазинов бредут редкие прохожие в плащах и пальто. Темнеет, поднялся ветер.

– Мне не следовало так говорить о Хемингуэе, – замечает Петворт.

– О, это было прекрасно, – смеется Любиёва. – Он считает себя великим критиком, всё время пишет в газеты. И его гадкая лекция про Хемингуэя! Студенткой я слышала ее двадцать раз. Поэтому и стала его дразнить. Смотрите, вот спортодром олимпийского стандарта. Он вмещает десять тысяч зрителей одноразово.

– Так вы его знаете? – спрашивает Петворт.

– Ну конечно, – отвечает Любиёва. – Мы отлично знакомы. Он оппонентовал мой диплом.

На другой стороне широкого бульвара установлены высокие флагштоки, рядом серые грузовики с гидравлическими платформами. Люди, стоящие на платформах, вешают флаги.

– Смотрите, видите, они вешают наши прекрасные флаги? – кричит Любиёва. – А знаете почему? Можете догадаться?

– Парад? – предполагает Петворт.

– О, Петвурт, какой вы умный, – говорит Любиёва. – Теперь я понимаю, почему мы вас пригласили. Да, скоро наш День национальной культуры, когда наши писатели, художники и учителя маршируют по улицам. Разумеется, вы будете их глядеть, это есть в вашей программе.

– А когда я увижу программу? – спрашивает Петворт.

– Потом, в гостинице, – отвечает Любиёва. – А этот Плитплов, он ваш добрый старый друг? Может быть, вы всё про него знаете?

– Нет, ничуть, – говорит Петворт. – Просто случайный знакомый.

– Здесь мы сворачиваем в старую часть города, все дома в старинном стиле, – продолжает Любиёва. – Вот музей старых роялей, там государственный театр, это советское посольство. А он говорит, что очень хорошо вас знает.

– Это не так, – говорит Петворт.

– Ну, может быть, он хочет делать себя более знаменитым тем, что вас знает. А вы его разочаровали, какая жалость. Ой, смотрите сюда, вы их знаете?

Такси едет по узкой улочке, мимо высоких, обвитых плющом общественных зданий: над ними висят увеличенные во много-много раз фотографические портреты. Стиль героического реализма великолепно передает бороды, усы, моральную устойчивость, осознание собственной исторической значимости.