Сто чистых страниц - Сирил Массаротто Страница 23

Она достает из сумки старинную, слегка надорванную фотографию, с которой на меня смотрит молодая девушка, напоминающая тогдашних итальянских красавиц вроде Джины Лоллобриджиды, только миниатюрнее. Я удивлен.

— Вы были восхитительны!

— Я пользовалась большим успехом. Мужчины дарили мне подарки, звали замуж. А однажды я приехала сюда на каникулы и познакомилась с Флавио, юношей из другой итальянской семьи. Мы вдвоем часто ходили гулять в поле. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду…

— Да…

— А потом я забеременела и больше никуда не ездила. В то время было не как сейчас, мы ведь во всем слушались родителей. Не могу сказать, что я жила счастливо, мне очень хотелось в Швейцарию… Моя настоящая жизнь осталась там. Но у нас родился сын, отец Мика, а два года спустя — дочка. Я рада за них, они хорошо устроились, заработали много денег, особенно Альберто. Ой, кажется, сейчас начнется моя любимая телеигра! Чуть не пропустила начало. С возрастом я стала ужасно болтливой.

После телеигры и ужина все затихло. Когда бабушка спит, кажется, засыпает сам дом. Поэтому я тоже решил прилечь. Спать было еще рано, но мне хотелось поразмыслить наедине с собой. Я думал о Клариссе, даже позвонил ей, но она опять не взяла трубку. В очередной раз оставил сообщение, которое она наверняка не прослушает, хотя кто знает… Будь у меня с собой блокнот, я бы пережил момент из прошлого, что-нибудь радостное, красивое или забавное. На мгновение я рассердился на Мика, запретившего мне брать его с собой, но вдруг понял, что эти белые страницы и правда занимают слишком много места в моей жизни: как только мне становится грустно, я ищу в них утешения. Это моя экспресс-терапия, мой источник гарантированного счастья. Не стоит так привязываться к блокноту, ведь скоро он закончится. Я и так уже использовал половину страниц.

Внезапно меня охватывает тревога: а не разучусь ли я смотреть в будущее, если буду постоянно оглядываться?

Я устал.

* * *

Утром Орнелла разбудила меня нежно, как ребенка. Она уже приготовила еду и расставила на столе разнообразные яства. Это так приятно и, главное, напоминает детство, когда бабушка по воскресеньям потчевала нас с сестрами таким же обильным завтраком. Мы потихоньку просыпаемся, поглощая еду из обколотых по краям тарелок.

— Ну что, Мик, чем займемся сегодня?

— Понятия не имею, у меня никаких планов.

— Только не говори, что мы весь день будем бездельничать!

— Именно это я и собирался сказать.

Мы действительно с утра до вечера валяем дурака. Я усаживаюсь рядом с бабушкой перед телевизором. Она смотрит сериал, поглаживая кошку. На экране молодая красотка с обесцвеченными волосами пылко объясняется в любви мужчине с белыми, идеально ровными зубами. Если бы мне признавались в чувствах такими фальшивыми нелепыми словами, я бы ни за что не поверил. Но мужчина выглядит растроганным и страстно целует только что обретенную возлюбленную, энергично наклоняя голову то вправо, то влево. Я никогда так не целовался.

Вскоре кошка засыпает, бабушка вслед за ней. У нее приоткрыт рот, до меня доносится ровное дыхание.

Я выключаю звук у телевизора, чтобы она спокойно поспала, и задумываюсь о ее повседневной жизни. Утром встать, приготовить еду, немного прибраться, посмотреть телевизор, подремать, снова посмотреть телевизор, опять приготовить еду, помыть посуду, еще чуть-чуть посмотреть телевизор и лечь спать. Это и есть старость? Быть приговоренным к серой повседневности? А как же старики развлекаются? И развлекаются ли вообще? Может, вспоминают молодость? Закрывают глаза и заново переживают события тех дней? Как я со своим блокнотом, только без картинок и запахов. Так о чем же вспоминают старики? О хороших моментах или о плохих? Или о тех и о других? Приходится ли им часами восстанавливать в памяти тот или иной эпизод, стараясь не упустить ни одной детали? Переживают ли они заново знакомство с мужем или женой, рождение детей, день, когда те выросли и ушли из дома, смерть самого близкого человека, тяжесть одиночества? Или, наоборот, пытаются забыть обо всем, чтобы не напоминать себе, как невыносима жизнь старика? А действительно ли невыносима? Может быть, от одной серии «Огня страсти» они получают столько же удовольствия, сколько от шумной вечеринки пятьдесят лет назад?

Орнелла просыпается.

— Смотришь, как я сплю? Наверное, не лучшее зрелище.

— Бабушка, можно задать вам один вопрос?

— Конечно, милый.

— Вы чувствуете себя одинокой?

— Знаешь, когда приходит старость, понимаешь, что со временем будешь становиться все более одиноким и так до самого конца. Поэтому стараешься не думать об этом. А потом привыкаешь. Мне нравится заниматься одними и теми же вещами, а когда что-нибудь происходит, день делается необычным. Вот, например, ты приехал — а ведь в этом доме так давно никто не бывал! — и мне очень приятно видеть вас с Микаэлем, я буду часто вспоминать вас, то, что мы делали втроем… Знаешь, быть стариком не так уж тяжело…

— А вы счастливы?

— Счастье… Конечно, хотелось бы почаще видеть детей… Но они и так приезжают, когда могут: на Рождество и на мой день рождения. У них своя жизнь, хотя они звонят, спрашивают, как у меня дела. Я всегда отвечаю, что в порядке, даже если нехорошо себя чувствую или не в настроении. Стараюсь лишний раз не волновать их, поэтому ничего и не говорю. Меня часто тянет позвонить, услышать их голоса, расспросить, что у них интересного… Иногда подмывает сказать, что мне их не хватает, что я их люблю, думаю каждый день, молюсь за внуков… но я не могу. Ради их же блага.

Она на минуту замолкает и, кажется, о чем-то задумывается. Потом ее взгляд проясняется, и она кладет ладонь на мою руку.

— Знаешь, будь у меня возможность прожить жизнь заново, я бы все переиначила. Все сделала бы по-другому. Сейчас незачем врать себе — я испытала не так много радостей и все равно не сумею унести их с собой в могилу. Поэтому я давно довольствуюсь малым. Крошечными радостями…

— И скромными воспоминаниями…

— Да-да, именно так: скромными воспоминаниями.

— А что нужно делать, чтобы в старости было о чем вспомнить?

— Все просто: чтобы было о чем вспомнить в старости, в молодости не надо оглядываться.

— Бабушка, вам не кажется это странным?

— Нет, все очень логично! Послушай, твои воспоминания еще впереди. Позже, когда тебе будет столько лет, сколько мне сейчас, и ты уже не сможешь ничего построить, то обернешься и полюбуешься тем прекрасным, чего сумел добиться… И это наполнит твое сердце радостью. Вот чего я тебе желаю. Тогда ты, наверное, не будешь умирать таким же опустошенным, как я.

На ее глаза наворачиваются слезы. На мои тоже. Она смотрит на меня, а я не осмеливаюсь обнять ее.

Какой же я идиот.

* * *

Я вышел прогуляться, чтобы отделаться от тягостного чувства, оставшегося после разговора с бабушкой. Меня догнал Мик.