Золотое сечение Иуды - Валерий Ламзов Страница 23

– Извините меня, – остановил Иуду Ванин. Так значит, Дэн Браун был прав, когда писал в своей книге, что… Иуда не стал слушать дальше?

– Я Дэна Брауна знаю, и считаю, что если кто-то что-то пишет, тем более на такую тему, значит, у него есть для этого какие-то причины. Но на все воля божья. Человек часто может видеть только то, что он хочет видеть. В этом и счастье его, и несчастье. Когда Иисуса арестовали, – продолжал Иуда, – апостолы разбежались кто куда, а Петр кричал: «Отрекаюсь, отрекаюсь, отрекаюсь от тебя!». Что же касается Марии Магдалены, то для Иисуса это был не только лучший ученик, она была ангелом-хранителем его, женой-мироносицей его она была. Некоторые из апостолов за это ее просто ненавидели. Узнав про это из свитков, Леонардо апостолов возненавидел. И как я понимаю теперь, Ватикан он тоже не жаловал. По сути, эта фреска явилась как бы его личным мщением и апостолам, предавшим Христа, и католической церкви, утаившей правду о Магдалене.

Анна по-прежнему сладко спала на кушетке, укрывшись шерстяным пледом. Иуда долго смотрел на нее, а затем продолжил свой рассказ.

– У женщины в то время было совсем другое положение в обществе, чем сейчас, особенно, если она была незамужняя или сирота, или, не дай бог, безродна. Так вот самая главная особенность этой картины, ее исключительность в том, что на ней впервые среди апостолов рядом с Иисусом появляется женщина – Мария Магдалена. Но Леонардо скрывал это. Он говорил, что это самый молодой ученик Иисуса Иоанн, иначе бы картины просто не было бы.

– Это, конечно, сенсация, – сказал Сергей Арнольдович, – можно сказать детектив настоящий.

Иуда продолжал:

– «Тайная вечеря» Леонардо – это сплошные загадки. И скрытый смысл, и намеки – это кладезь информации даже сейчас, когда от оригинала, можно сказать, ничего не осталось. Он увлекался математикой и придавал цифрам магическое значение. Эти увлечения преследовались Ватиканом, но Леонардо удалось одурачить всех. Обратите внимание на картину, – продолжал Иуда, увлеченный своим рассказом.

Ванин заметил, что ему очень нравится вникать в детали, и про себя подумал: «Какой дотошный мужик! С таким реально можно дело делать». И тут же осекся, вспомнив, что Иуда читает мысли. Но тот продолжал, не останавливая свое повествование:

– Слева и справа от Иисуса Леонардо разместил по шесть человек или, как он сам мне говорил, «два по три». Я думаю, что Вы понимаете, на картине могло быть сколько угодно персонажей: и десять, и семь, и двадцать. Скажу честно, он у меня спрашивал – кто из них и где сидел. Но что я мог ему сказать? Всякий раз сидели по-разному. Мест для постоянных сборов не было. Единственное, что было всегда неизбежно, постоянно – Иисус находился в центре. Это и понятно. Справа всегда была Мария, остальные расположились по принципу «кто к кому ближе». Кроме того, всегда были приглашенные из числа последователей. Правда, не в этот раз.

Иуда задумался.

– Но это не важно, главное в том, что по замыслу Леонардо, если по обеим сторонам сидит по шесть человек, то получается число 66. Это означает сытость и довольство. Здесь возразить трудно. Так оно и было. Если же рассматривать как «три плюс три», а это очень четко видно на картине, то в данном случае число означает святую троицу, а связанные тройки вместе означают цикл «рождение, жизнь и смерть». А вот «12 плюс 1» – это смерть, добровольно принятая как жертва. Эти числовые символы и смыслы образов были понятны только людям, увлекающимся нумерологией, наукой о магии цифр.

Иуда внимательно посмотрел на Сергея Арнольдовича:

– Вы понимаете, о чем я Вам говорю?

– Конечно, понимаю, – ответил ему Ванин. – Я не понимаю другого, сколько же надо знать, какой объем информации надо держать в голове, если только в одной работе заключить столько данных. По сути, это не картина, а письмо потомкам, нам. Это, если говорить языком современников, флешка, накаченная информацией.

– Абсолютно правильно, – обрадованно воскликнул Иуда. – Вы совершенно правы. Вы, как и я, самостоятельно дошли до этого открытия. Как это Вы говорите, «руководствуясь логикой здравого смысла»? Чудесно, молодец. Действительно, – продолжал Иуда, – Леонардо писал эту картину, как послание потомкам, и все секретные информационные файлы были адресованы именно вам, сегодняшним людям. Мало кто из его современников мог бы прочитать все это.

Сергей Арнольдович был приятно польщен и чувствовал, что самое интересное еще впереди. И потому неотрывно ждал от Иуды информации и слушал.

– Кроме того, – продолжал Иуда, – число три – число главной языческой богини, которая одновременно олицетворяет в себе и девушку, и мать, и старуху. Здесь речь идет о совершенно откровенном намеке на Марию Магдалену.

– Да, – воскликнул Ванин, – теперь я понимаю, какой же был великий этот человек. Но у меня почему-то появилось ощущение какой-то сопричастности к этой картине. Я, конечно, извиняюсь за нескромность, но что есть – то есть.

– Не надо извиняться, – успокоил его Иуда. – Вы, действительно, причастны к картине и, естественно, к тому, что с Вами сейчас происходит. Если бы ни Вы, если бы, как говорит ваша очаровательная супруга, «не ваш сон в руку», у Вас на стене не было бы этой прекрасной фрески, пусть даже копии, к созданию которой я, кстати, тоже приложил руку.

Сказав это, Иуда рассмеялся:

– И Ваш Иисус с похожим на оригинал изображением лица тоже никогда не появился бы на свет. Посмотрите сами.

Ванин поднялся и подошел к фреске.

– Вы знаете, брат мой, Иуда, – начал он, – у меня складывается впечатление, что тайный замысел Леонардо – его желание сделать картину посланием потомкам, – Вам был известен.

– Нет, что Вы, нет, – воскликнул Иуда, – я не столь проницателен, чтобы видеть так далеко. Я только уточнял детали, интересующие его. Он большего от меня и не требовал. Для меня, – продолжал Иуда, – было важно другое. Я помогал осуществить его идею – показать миру мгновение жизни Иисуса Христа не как бога, а как человека, значение личности которого столь велико и столь огромно, как человека страдающего, размышляющего, человека гениального и великого, который ошибался в людях, но все равно помогал и верил им, человека по воле Божьей ставшего Богом для нас, людей. Леонардо дает понять, что жизнь Иисуса в сто крат интереснее и ярче, намного грандиознее, чем то жалкое, плаксивое описание, которое в свое время создала католическая церковь в угоду римской власти. Удивлены? – спросил он Ванина, так и продолжавшего стоять возле картины с выражением лица человека, ошарашенного новостью.

– Удивлен – это значит ничего не сказать, – ответил Сергей Арнольдович. – У меня такое ощущение, что мое представление о мире перевернулось, хотя я, в общем, никогда не задумывался, что он собой представляет. Жил и все.

Произнося эти слова, Сергей Арнольдович странно двигал руками, будто ощупывал стекло.

– Я вообще не понимаю, что со мною происходит.

– Скажу Вам откровенно, – перебил его рассуждения Иуда из Кариот, – я не собирался рассказывать Вам всего этого. Но после общения с Вами, понимаю, что это было бы непростительной ошибкой.