Следствие сомбреро - Ричард Бротиган Страница 23

Бесполезно пересказывать его книги, и меньше всего хочется называть их романами. Поэтическая проза, антироманы, нероманы, проза, написанная по законам поэзии, – шестилетнее ухаживание за капризной любовницей не могло пройти бесследно. Дело дошло до того, что критики заговорили об особом жанре, предлагая называть его книги «бротиганами». Слово не прижилось, а сам виновник торжества не особенно вдавался в литературоведческие подробности и продолжал говорить о своих книгах как о романах, не придавая значения терминам. Прозу и стихи Ричарда Бротигана объединяют мягкий марк-твеновский юмор, пристальное внимание к деталям, вывернутая наизнанку логика, особый взгляд на мир, позволивший говорить о присущем только ему «чувстве искажения», и еще отстраненная и неброская фигура главного героя-рассказчика, альтер эго автора, «человека, который в этом мире не дома» – цитата из романа «Аборт».

Книги расходились миллионными тиражами, переводились на европейские языки, критики, жонглируя постмодернистской терминологией, рассуждали о «феномене Бротигана», издатели и книготорговцы говорили о том, что авторитет дутый и что волна популярности неизбежно должна схлынуть, а сам герой контркультуры, кажется, не очень понимал, что с ним произошло. Он продолжал жить в дешевой квартире чуть в стороне от Ван-Несс, по-детски радовался, когда его узнавали на улице, с удивлением доставал из карманов мятые долларовые бумажки, словно не понимая, как они там оказались… В доме кинозвезды, куда его теперь приглашали как новую знаменитость, мог напиться и раскидать по комнате цветы из вазы, объясняя свои действия тем, что ему не хватает слов, чтобы выразить свою позицию в споре. А больше всей земной славы любил свою восьмилетнюю дочь.

Ему не нравилось, когда его называли хиппи-романистом. «Все, что я пишу, – это ответ человека на вопросы двадцатого века», – говорил он в интервью газете «Bozeman Daily Chronic». Ответ Ричарда Бротигана двадцатому веку был под стать самому веку и его вопросам – сюрреалистичный, запутанный и не столько разрешающий, сколько порождающий новые вопросы.

В 1972 году издательство «Warner Books» выпустило серию «Писатели – семидесятым». В нее вошли четыре книги, посвященные авторам, творчество которых, на взгляд составителей, должно было быть особенно интересно читателям в начинающемся десятилетии; вот эти писатели: Курт Воннегут, Герман Гессе, Дж. Р. Р. Толкин и Ричард Бротиган. Первые трое сейчас признанные классики мировой литературы, звезда же Ричарда Бротигана, вспыхнув ярко, не смогла удержаться на книжном небосклоне, и меньше всего в этом повинен человек, который в этом мире не дома.

Менялось время. Поколение длинноволосых постепенно превращалось в то, для чего они были рождены, – в поколение беби-бумеров, чья могучая энергия призвана не мытьем, так катаньем все-таки приблизить мир к идеалам их молодости, пусть даже для этого приходится изрядно корректировать сами идеалы.

«Я не хочу сочинять ни сына Рыбалки в Америке, ни внука» – из разговора с другом. Поэт и писатель Ричард Бротиган тоже менялся, и не его вина в том, что вектор этих перемен не всегда совпадал с направлением ветра.

В 1973 году он покупает небольшое ранчо в штате Монтана, и теперь его жизнь делится между Сан-Франциско и Монтаной. Чуть позже, в 1976 году, туда добавляется третья географическая точка – Токио. Несмотря на тяжелые запои, он много пишет: в 1974 году выходит роман-пародия на фильмы ужасов «Чудище Хоклайнов: готический вестерн», в 1975-м снова пародия, на этот раз на садомазохистские книги типа «Истории О», – «Уиллард и его кегельбанные призы: извращенная мистерия», в 1976 году – первый из двух «японских» романов «Следствие сомбреро», в 1977-м – комический детектив «Грезы о Вавилоне: сыскной роман 1942 года». Бротиган снова возвращается к поэзии: в 1970 году, еще в северокалифорнийский период, выходит сборник стихов «Роммель прет в глубь Египта», в 1975-м – «Ртуть грузят вилами» и в 1978-м – «30 июня, 30 июня».

Книги неплохо продаются, но критика отзывается о них со все большим пренебрежением. Дело дошло до того, что «Уиллард» был назван худшим романом 1975 года. Этому не было никаких объективных причин – мастерство Брогигана-писателя только росло: ко всему тому, всей земной славы любил свою восьмилетнюю дочь.

Ему не нравилось, когда его называли хиппи-романистом. «Все, что я пишу, – это ответ человека на вопросы двадцатого века», – говорил он в интервью газете «Bozeman Daily Chronic». Ответ Ричарда Бротигана двадцатому веку был под стать самому веку и его вопросам – сюрреалистичный, запутанный и не столько разрешающий, сколько порождающий новые вопросы.

В 1972 году издательство «Warner Books» выпустило серию «Писатели – семидесятым». В нее вошли четыре книги, посвященные авторам, творчество которых, на взгляд составителей, должно было быть особенно интересно читателям в начинающемся десятилетии; вот эти писатели: Курт Воннегут, Герман Гессе, Дж. Р. Р. Толкин и Ричард Бротиган. Первые трое сейчас признанные классики мировой литературы, звезда же Ричарда Бротигана, вспыхнув ярко, не смогла удержаться на книжном небосклоне, и меньше всего в этом повинен человек, который в этом мире не дома.

Менялось время. Поколение длинноволосых постепенно превращалось в то, для чего они были рождены, – в поколение беби-бумеров, чья могучая энергия призвана не мытьем, так катаньем все-таки приблизить мир к идеалам их молодости, пусть даже для этого приходится изрядно корректировать сами идеалы.

«Я не хочу сочинять ни сына Рыбалки в Америке, ни внука» – из разговора с другом. Поэт и писатель Ричард Бротиган тоже менялся, и не его вина в том, что вектор этих перемен не всегда совпадал с направлением ветра.

В 1973 году он покупает небольшое ранчо в штате Монтана, и теперь его жизнь делится между Сан-Франциско и Монтаной. Чуть позже, в 1976 году, туда добавляется третья географическая точка – Токио. Несмотря на тяжелые запои, он много пишет: в 1974 году выходит роман-пародия на фильмы ужасов «Чудище Хоклайнов: готический вестерн», в 1975-м снова пародия, на этот раз на садомазохистские книги типа «Истории О», – «Уиллард и его кегельбанные призы: извращенная мистерия», в 1976 году – первый из двух «японских» романов «Следствие сомбреро», в 1977-м – комический детектив «Грезы о Вавилоне: сыскной роман 1942 года». Бротиган снова возвращается к поэзии: в 1970 году, еще в северокалифорнийский период, выходит сборник стихов «Роммель прет в глубь Египта», в 1975-м – «Ртуть грузят вилами» и в 1978-м – «30 июня, 30 июня».

Книги неплохо продаются, но критика отзывается о них со все большим пренебрежением. Дело дошло до того, что «Уиллард» был назван худшим романом 1975 года. Этому не было никаких объективных причин – мастерство Бротигана-писателя только росло: ко всему тому, что так ярко проявилось в первых книгах, добавились отточенность стиля, лиричность, композиционные находки и изящно выстроенные сюжеты. Просто менялось время – маятник все дальше уходил от вольных шестидесятых, нарастала волна консерватизма, люди стыдились прежних себя, а вместе с собой и прежних кумиров.

«Когда шестидесятые кончились, Бротиган оказался тем ребенком, которого выплеснули из корыта вместе с мыльной водой», – писал в «Bozeman Daily Chronic» писатель и друг Бротигана Томас Макгуэйн. Сейчас с ним трудно согласиться – и шестидесятые не пена, и Бротиган не ребенок. В сотый раз повторилась обычная драма: поэт разошелся со временем. Тем хуже для времени.