Свой среди волков - Шон Эллис Страница 23

Не было никаких гарантий, что мне вообще удастся отыскать стаю диких волков, а тем более присоединиться к ним, более того — если я найду их, отпустят ли они меня живым? Но я твердо решил попробовать. Последнее слово, однако, оставалось за Леви. А он не стал меня останавливать — такой уж это человек. Я чувствовал, что многие индейцы, и даже сам Леви, втайне немножко завидуют мне. Им и самим хотелось бы отправиться в лес, но у них были семьи, работа, и они не могли так просто все бросить.

Я подготовился к путешествию самым тщательным образом. Физически я был в отличной форме — занимался бегом, ходьбой, накачивал мышцы не один месяц. Я изучал карты местности, читал книги и много беседовал о волках со старейшинами племени. К тому же перед отъездом из Англии мне удалось заполучить в личное пользование замечательные вещи. Я просто отправился в магазин, где продавалось снаряжение для экстремальных видов спорта, объяснил, что мне нужно, и часть товара они предоставили мне бесплатно для «испытания в полевых условиях». Так я стал счастливым обладателем трех пар носков, которые пропускали воздух и якобы не требовали стирки, и термобелья, сидевшего как вторая кожа, которое грело в мороз и охлаждало в жару. А ботинки для ходьбы на дальние дистанции и чудесный водонепроницаемый стеганый комбинезон с вентиляционными панелями под мышками я у них честно купил. Остальную мою одежду составляли джинсы, пара свитеров, перчатки и шапка.

Я решил не брать с собой ни палатку, ни спальный мешок. Готовить еду в пути я тоже не собирался. Мне нужно было стать как можно более похожим на волка-одиночку. Поэтому костер автоматически исключался, да и спальник был бы лишним. Я положил в рюкзак бутылку воды, таблетки для очищения желудка, нож, проволоку и бечевку, чтобы мастерить силки, сигнальный фонарь на случай, если мне понадобится помощь, компас, карту, блокнот, карандаш и кусок солонины — вдруг возникнут трудности с добыванием пищи.

Я вышел из лагеря на рассвете, чудным осенним утром, и выбрал старую тропу вдоль берега реки Салмон. По ней легендарный вождь Джозеф вел нез-персэ в 1877 году, спасаясь от кавалерии Соединенных Штатов, прежде чем окончательно сдаться в Монтане. Это считается лучшим военным отступлением в истории Америки. С племенем в семьсот человек, из которых менее двухсот были воинами, он умудрялся противостоять двухтысячной армии американских солдат и остался в памяти своего народа как великий гуманист и миротворец. Старейшины могли бесконечно рассказывать о вожде Джозефе и об истории племени — о том, как их земли планомерно отбирались белым человеком. Умирающий отец вождя Джозефа взял с него обещание, что тот никогда не подпишет договор о продаже земли, в которой лежат кости его отца и матери. По преданию, он сказал: «Человек, неспособный защитить могилу своего отца, хуже дикого зверя». Но в конце концов Джозеф решил, что лучше нарушить данное отцу слово, чем продолжать бессмысленное кровопролитие.

По этой тропе летом водили туристов. Вид отсюда открывался весьма эффектный. Яркие цвета поражали воображение, но я понимал, что эта красота обманчива и лес таит в себе множество опасностей. Чтобы выжить там, мне потребуются все мои навыки — и значительная доля везения. Скалистые горы занимали огромную территорию. Вопреки всем предостережениям, я отправлялся в полную неизвестность, и кто знает, как долго мне суждено там продержаться. Температура по ночам падала до критических значений. А если меня не погубят мороз или волки — всегда оставалась вероятность встречи с голодным медведем или каким-нибудь другим хищником. Хотя я уже имел некоторый опыт общения с медведями, мысли о них не переставали пугать меня. Биологи выдумывали что-то насчет оружия, радиостанции, сотового телефона, выхода на связь каждые двенадцать часов — но все это могло отпугнуть волков. Я очень хотел добиться успеха в своем предприятии и ради этого готов был рисковать, как, возможно, никто другой. Я нарушал все правила безопасности, известные людям, но таков уж был мой путь. А он всегда лежал в стороне от протоптанной дорожки.

Хотелось бы сказать, что я вскоре перестал бояться, вспомнил все, чему меня учили, и сосредоточился на выживании. Но это была бы ложь. Потому что первые две или три недели я пребывал в шоковом состоянии, думая лишь о том, как мне повезет, если я выберусь отсюда живым. Все, что я делал в тот период, — просто перемещался, подобно животному, осторожно исследующему новую территорию. Я не решался далеко уходить от безопасного места, о котором думал как о заветной карточке «Бесплатно освободитесь из тюрьмы» из игры «Монополия». Мы с Леви назначили отправную точку, где я оставлю свой рюкзак, а он или кто-нибудь другой из лагеря будет приезжать раз в пару дней, проверить, все ли со мной в порядке. Захоти я вернуться домой — мне следовало просто подождать там. Для переписки мы использовали блокнот. Зимой, конечно, дороги обещали стать непроходимыми, но в качестве запасного варианта оставался вертолет Службы спасения, да и на моих товарищей из лагеря вполне можно было положиться. Хотя, например, в случае встречи с голодным медведем или другим крупным хищником никакие предосторожности мне не помогли бы.

Первые несколько недель я не отходил от места, где лежал рюкзак, более чем на двадцать — двадцать пять километров. Мое твердое намерение найти волков все норовил подорвать некий рассудительный внутренний голос, который был смертельно напуган и всячески противился явному самоубийству. Я так боялся хищников, что поначалу не отваживался разгуливать по лесу ночью, а спал на дереве, хотя какой уж тут сон… Я лежал, прислушиваясь к каждому звуку и шороху, время от времени проваливаясь в беспокойную дрему. Лишь на пятую ночь, ненароком свалившись с дерева, я начал спать на земле. Падать было не очень высоко — не больше пяти метров, но я представил себе, что если такое случится вновь и я, не дай бог, получу серьезную травму, то меня ждет верная смерть от холода или голода. Индейцы говорят: каждый воин мечтает о гибели в честном бою. И я представил себе, что меня ждет слава человека, который бесстрашно входил в клетку с волками, а умер, свалившись с дерева.

Постепенно я более-менее освоился и начал исследовать местность в дневное время. Я отыскивал экскременты и пытался определить по ним, что за животные обитают на этих нехоженых землях. Потом я осмелел настолько, что стал бродить по ночам. У меня изменился режим, но все равно мой сон никак нельзя было назвать «объятиями Морфея». Разница состояла лишь в том, что теперь я клевал носом и ненадолго засыпал в основном в светлое время суток. Мне казалось жизненно важным не оставлять никаких следов, способных привлечь внимание хищников. Я мастерил примитивные силки из проволоки, бечевки и гибких прутиков и оставлял их на тропинках, где животные проходили каждый день. Так я поймал своего первого кролика, и, к счастью, это случилось раньше, чем кончился мой запас солонины. Я освежевал и выпотрошил его, но съел только ноги. Мне и раньше доводилось есть кролика сырым. Это сытная пища, с резким запахом. Но мне пришлось по-настоящему проголодаться, чтобы съесть остальное, а содержимое желудка я одолел лишь на грани голодного обморока. Я ловил также птиц, грызунов и прочую мелочь вроде белок. Я не зарился ни на кого крупнее кролика, так как, будучи один, не мог позволить себе напороться на оленьи рога или что-нибудь в этом роде. Лишившись физической возможности охотиться, я наверняка умер бы с голоду.