Дорогостоящая публика - Джойс Кэрол Оутс Страница 23
Дорогостоящая публика - Джойс Кэрол Оутс читать онлайн бесплатно
Если верить ребятам из школы Джонса Бегемота, а не Наде, которая слишком рьяно отстаивала как раз обратное, Ваствелли был отнюдь не из самых старых и не из самых лучших загородных клубов. Пожалуй, Нада, решив, что слишком быстро скакнула в Ваствелли, и со взятием Фернвуд-Хайтс можно повременить. И все же Ваствелли было достаточно дорогое, и даже чересчур, заведение, весьма отвратное в архитектурном смысле. Представьте себе длиннющее здание, слегка загнутое внутрь с обоих краев, образуя как бы полукруг: старые кирпичные стены отделаны на английский манер накладками из темного кованого железа. Представьте себе множество газовых ламп, неторопливых, услужливых негров в униформе, и комнату отдыха для дам с таким толстенным алым ковром, что даже издали видно, как высокие каблучки Нады оставляют на нем следы, которые скрещиваются и перекрещиваются со следами других прекрасных леди. Представьте себе чуть выгибающийся (вспомним форму здания!), уходящий в бесконечность зал, неотесанные на вид, но на самом деле вполне отделанные деревянные скамьи, которые источают аромат английского поместья и уже исчезнувших с лица земли допотопных охотничьих залов, а также кованые, с копьеобразными креплениями светильники по стенам. Ароматы лосьонов, духов, табака. Приятный душок алкоголя в комнате для отдыха. Среди множества пушистых ковров едва слышны голоса, из дальних комнат раздается цоканье бильярдных шаров, цоканье кубиков льда в бокалах, на невидимые столики с цоканьем ложатся карты.
То было для меня головокружительное путешествие вслед за взрослыми и за ковыляющим толстым мальчиком, путешествие по коридорам, вниз-вверх по невысоким, непонятно куда ведущим пролетам лестниц, пока наконец мы не очутились в огромной гостиной с позолоченным потолком, где было не слишком много народу и откуда навстречу нам, подобно кладбищенским призракам спешили с вопрошающим взглядом официанты в белых фраках. Повсюду царил бархат, царил дух девятнадцатого столетия, усиливаемый наличием канделябров и множества пыльных пальм по углам, — достаточно протянуть руку, и убедишься, что пальмы настоящие. Таков был обед, на котором я присутствовал в Ваствелли в один из счастливейших воскресных дней моей несчастной жизни. Толстому мальчишке тоже пришлось несладко, ведь ему, как и мне, наобещали знакомство с «новым приятелем», а он, как и я, оказался то ли слишком застенчив, то ли слишком упрям, чтобы первому проявить знаки дружеского расположения. После десерта толстяк весь покрылся крапивницей. Пока взрослые пили кофе и расточительно много курили, толстый мальчик благоговейно потирал красные пятна на коже, а я сидел и ждал, когда мы уйдем, как вдруг легкое шевеление в углу отвлекло мой взгляд от оживленного лица Нады: я увидел, как вверх по золоченым обоям пытается вползти робкий таракан.
Когда мы вернулись домой, Отец, выгнув бровь, заявил мне как мужчина мужчине:
— Парень, скажем прямо, своей общительностью ты нас не порадовал.
— Ребенку всего десять лет! — немедленно парировала Нада.
— Положим, одиннадцать.
— Ему десять, и он очень впечатлительный мальчик. Не понимаю, зачем на него так нападать!
— Таша, я не нападаю. Я просто сказал…
— Он даже раздеться еще не успел, а ты на него уже набросился! К чему десятилетнему ребенку, тем более такому серьезному, как наш мальчик, весь этот застольный бред? О, Господи! Да еще этот прыщавый толстый мальчишка…
— Я просто сказал…
С несчастным видом я стянул с себя шарф. Скорей всего, за моей спиной они делали друг другу знаки отложить выяснение отношений ради моего «блага», и когда я обернулся, Нада закидывала назад в негодовании упавшие на лоб пряди волос, а Отец улыбался так, будто в дверях парадного входа внезапно показались гости.
— Пойду-ка я, пожалуй, наверх и займусь математикой, — сказал я.
Я двинулся по ступенькам, а Нада мягко сказала:
— Держись прямей, Ричард!
Не успел я скрыться у себя наверху, как услышал за спиной голос Отца:
— Ты уже четвертый раз ему сегодня об этом напоминаешь! Хочешь, чтоб он…
Поднявшись, я сделал было шаг в привычном направлении к своей комнате, однако, решив не без основания, что родители переместились из вестибюля, я скинул ботинки и прокрался обратно вниз. Надеюсь, вы не сочтете меня эдаким нахальным до омерзения наглецом, если я скажу, что в смысле изобретения средств шпионажа я проявил редкий талант! Ни единое из избранных мной средств не вызывало подозрений, ни единое не бросалось в глаза. В кухне, излюбленном месте уединения моих родителей для серьезных разговоров, я заблаговременно оставлял чуть приоткрытой дверь бельевого отсека. Дверь, как и стена, была зеленого цвета, и мое подслушивание, таким образом, было тщательно закамуфлировано: я стоял в вестибюле, засунув голову в бельевой отсек, и слышал каждое слово, произносимое в кухне…
Они сцепились в первый же день нашего приезда по поводу пятна на шелковой обивке стула эпохи королевы Анны.
Сцепились по поводу шуточек, которые Отец отпускал в адрес негров на каком-то званом обеде.
Сцепились по поводу брюк Отца, которые «сидят мешком».
Сцепились по поводу вечно грязных отцовских рубашек.
Сцепились по поводу замечания Нады насчет неправильного ударения, делаемого Отцом в слове «инкогнито».
Сцепились по поводу наивных восторгов Нады вокруг их соседа, всемирно известного Г. Ф., которого Отец, а заодно и его супругу, клеймил людьми с замашками мелких буржуа.
Сцепились по поводу того, что Отец, вследствие предыдущей схватки, обозвал Наду парвеню.
Сцепились до крика по поводу выпадения мучнистой росы на лужайке перед домом, — покрывшей траву сизым, мертвенным налетом.
Сцепились до истерики по поводу очков для меня. («Чье он унаследовал зрение, чье? Вон какие толстые стекла, как дно у бутылки!»)
Сцепились по поводу банок в погребе, с которых таинственным образом исчезли этикетки.
Сцепились по поводу расстроенного рояля — кажется, из-за соль второй октавы.
Сцепились по поводу…
А неделю тому назад сцепились по поводу… кажется, по поводу Жан-Поль Сартра, которого Отец не признавал, именуя «писакой-коммунистом».
И еще…
И еще всякие прочие схватки из-за всяких пустяков.
Они неизменно начинались с того же, с чего начинаются все скандалы в юмористических рассказах: Отец с Надой с жаром принимались обвинять друг друга в чем попало.
— Да ты посмотрел на меня так, будто я мразь какая-то! — кричала Нада.
Отец орал, вторя ей:
— Да, но ведь ты повернулась ко мне спиной!
Все это было так хорошо знакомо, что вызывало улыбку, хотя вместе с тем меня коробило от этого повторяющегося спектакля. Не слишком ли это будет большим испытанием для вашего терпения, если я выскажу предположение, что мои родители вовсе не были столь глупы. Мать моя глупой женщиной не являлась, однако по какой-то, я так и не узнаю, по какой, причине она чаще всего вела себя глупо. Проявляла изощренную, злобную, упрямую, отчаянную тупость. Отец, хоть и вопил, хоть бесновался, заикаясь, тем не менее умудрился все же как-то, не спрашивайте как, сделать блестящую карьеру в сфере бизнеса. И Отец не был глуп. Он был поглупее Нады, но когда они затевали свою привычную свару, это был форменный спектакль. Обвинения, пулеметные очереди оскорблений, незримые, язвящие удары — все это заполняло пространство бельевого отсека, отдаваясь звоном и какофонией в моих ушах!
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments