Контора Кука - Александр Мильштейн Страница 23

Было ещё очень рано, пять или шесть утра, железнодорожный тряский морок не успел рассеяться, ещё перед глазами был линкруст купе, и Казанский вокзал казался Паше ещё сном, вместившим в себя предыдущий, купейный… Ещё было ни свет ни заря , и вокзал был странно пуст — не для Паши, ему-то было что… Но вот отец его этому удивился, привыкший, что Казанский всегда полон людьми.

Да, отец курил свою «Яву» и удивлялся этой внезапной пустынности, а для Паши она была естественным подтверждением, что это ещё не явь и не Москва… А только каменный шлюз, думал он, слушая, что говорит отец, когда они шли по привокзальной площади, — что это здание похоже на кремль, но не московский, а казанский, — ну так, конечно, ещё не Москва…

Паше тринадцать лет, это последняя его несамостоятельная поездка, позже он не то чтобы этого чурался — ездить с родителями, просто у отца уже не было такой возможности — взять да и махнуть вместе с сыном… Дела, или точнее — дело, — «дело», которое позже стало семейным и единственной, пожалуй, пользой от которого для Паши… было то, что в результате этот «мелкий бизнес» в своём развитии, как раз в тот момент, когда он должен был стать, что ли, «средним»… сделался вдруг той самой катапультой, которая и вышвырнула Пашу прямо в эти «Афины на Изаре»… Но на этом мы если и остановимся, то тоже как-нибудь попозже… А тогда — вскоре после поездки в Москву — новое дело поглотило Константина Сергеевича, так что это была последняя совместная поездка, хотя до этого они успели много поездить по стране, вообще, путешествия до сих пор прочно ассоциировались у Паши с отцом, без которого он сам по себе, кстати, не больно-то и путешествовал, скажем, теперь уже по новым окрестностям, которые для многих жителей этого города включают в себя не только Тироль, но и всю дальнейшую Италию…

У матери же Паши и раньше возможности такой не было, да и вообще, она вполне откровенно говорила о себе: «Я не большая путешественница».

Хотя в Москву они с отцом приехали частично и по делу, но как бы ещё и не по делу — «дело» было тогда ещё только в зародыше, как бы ещё «бабка надвое»… и чтоб не жалеть потом о напрасной поездке, о потраченных зря деньгах… отец решил взять с собой Пашку: дело ведь точно уже не напрасное — показать сыну Москву…

Остановились у брата Пашиной матери, отношения которого с отцом всегда были не только родственные, но и приятельские, а теперь этот толстяк, нередко заезжавший к ним в гости поплавать в реке-матушке, порыбачить-посудачить под первачок… внешне хоть и похожий по-прежнему на разбуженного медведя… но не шатуна, напротив, — весёлого такого косого косолапого, хотя на самом деле глаза у дяди Сани и не косили вовсе, а просто так быстро вращались… и были так широко посажены… что создавалось, в общем, такое примерно впечатление…

Он рано стал вдовцом и жил теперь один в довольно большой двухкомнатной квартире на Кутузовском…

Буквально не мог нарадоваться их приезду: долго тискал обоих, не знал, куда посадить, чем угостить «в первую голову»…

Пашу удивила больше не сама еда, все эти готовые салатики… а дядин холодильник, достававший до потолка, хотя потолки в этой «сталинке» были те ещё…

А когда они отдохнули — «дав дрёму», наверстали то, что недоспали в поезде, а потом снова отведали понемножку салатиков, сосисок… дядя Саня, которому не терпелось кормить родственников и дальше — теперь уже самой Москвой, долго не мог решить, куда повезти их «в первую голову».

Сначала, естественно, мелькнула Красная площадь, но потом мысль дяди Сани (ещё не обёрнутая, как чуть позже, в его подержанную «тойоту») свернула к другим местам, кажется, он хотел повезти их на какое-то представление… но и не в театр, а куда точно — Паша потом не помнил… Вроде какая-то выставка как раз кончалась или там уличный праздник, что-то такое… а потом ещё что-то, и ещё, и так далее — всё новые идеи… так и сыпались из дядиных уст… это было смешно, и отец и сын Шестопаловы тихонько посмеивались-переглядывались… «Нет-нет, для начала мы с вами отправимся к Чистым прудам, начнём там знакомство с настоящей Москвы…» — воодушевлялся дядя Саня после минуты раздумий, и отец Паши с ним не спорил, пару раз только попробовал всё же уточнить, почему с этого необходимо начать, а не с того… Арбата, например… «Ты ещё скажи, с Калининского», — фыркал дядя, и так продолжалось если не час, то не меньше получаса, так точно… пока дядя не ударил кулаком… или хлопнул ладонью по столу, так что зазвенела посуда… и громко объявил: «На Красной площади круглей всего земля!» — «Что и требовалось доказать», — засмеялся Пашин отец. «Поехали, земели дорогие. Поехали! — приговаривал дядя, теперь подгоняя их к двери. — Там и для тебя, Костя, новое есть!» — «Да? И что же там новое для меня-то?» — «Манеж!» — «Почему ж новое, — удивился отец, — в Манеже я бывал… э-э-э, да я смотрю, ты нас с Тоней совсем в провинциалы записал дремучие…» — «Нет-нет, — сказал дядя Саня, — ты увидишь, что я имею в виду, поехали, поехали».

Когда Шестопалов-старший узнал, что «новый Манеж» — это всего-навсего подземный торговый центр, он заартачился. «Нет, — сказал он, — вернёмся лучше на площадь, мы же только заглянули на неё, Пашка ещё ничего и не видел толком… Зачем нам сразу лезть в чрево консьюмеризма, покупки-то мы ещё успеем сделать, а пока пошли гулять…» — «Там такой дизайн! — сказал дядя. — Там такое… подземное царство! А ты что, его в мавзолей хочешь сводить? Павлик, помнишь, как я тебе читал в детстве „Семь подземных королей“? Да там один зал автоматов игровых чего стоит!..»

Услышав про автоматы, Паша вопросительно посмотрел на отца, но тот был непреклонен: «Не полезу, — сказал он, — лучший вид на это вот отсюда. Действительно забавно, гум-цум, перевёрнули вверх тормашками… Но спускаться туда не хочу, увольте, в первый день по магазинам шлёндрать… Ну что мы, Саня, бабы какие-то, в самом деле? Сколько не виделись, пойдём посидим по-мужски». — «Ну ладно, — уступил дядя, — как хотите. На аркане я вас туда не тяну».

Оказалось, что хоть недавно и ели, все не прочь уже снова «перекусить», а кое-кто и выпить… вот и сели в ближайшей кафешке возле невидимого торгового центра, который над землёй окружало кольцо заведений нового типа общепита…

Ели вроде бы пиццу, и Паша помнил, что пиво называлось «Туборг», и отец просил его попробовать, и он пригубил и скривился и выплюнул на землю, а отец рассмеялся и пожаловался дяде Сане: «Не любит пиво, дурашка, я думал, может, хотя бы это ему понравится». — «Ну, так и радуйся, что не любит, чудак ты человек!» — сказал дядя Саня.

«Да что ж тут радоваться, один сын… и с тем пива не выпьешь, когда вырастет, — не любит… А это же лучше, чем водку…» — «Вот когда вырастет, тогда и полюбит, увидишь… Не, ну ты чудак-человек… Давай», — у них было «нолито» к пиву по сто, дядя Саня поднял в воздух маленький гранёный стакан: «Я пью за то, — сказал он, — чтобы ты, Костя, в следующий раз, когда приедешь в Москву, не смотрел на ценники, как вот только что ты их штудировал… Ты не обижайся, но я вот за это хочу выпить — такой у меня тост, в первую голову…»

Отец было нахмурился, но потом выпил…

А Паша подумал о том, что это странно: такие лестницы, уходящие под землю… хотя кажется, что они ведут наверх, а это ты стоишь на голове, всё вверх дном… ему хотелось туда, он подумал, не обидится ли отец, если он предложит, чтобы они всё-таки пошли внутрь, дядя Саня его поддержит, вдвоём они отца, может, и уломают…