Под небом Индии - Ренита Де Сильва Страница 23

Родители исполнили обещание, данное Сите после ее неудавшегося побега: они принялись за подготовку к ее браку. Девочка же втайне готовилась к новому побегу. На этот раз она ни в чем не станет полагаться на волю случая. Она уже украла деньги, предназначавшиеся ей на приданое, – на следующий же день после того, как мать сказала, что Сита выйдет замуж за того, чей гороскоп совпадает с ее гороскопом; лишь тогда девочка осознала, что угрозы родителей вполне реальны. Повелитель Вишну косился на нее, пока она доставала ключ от сейфа из-за его святилища. Сита прокралась на цыпочках в кабинет отца, когда точно знала, что его нет дома, а мать и слуги, включая гувернантку, легли вздремнуть после обеда. Совершив дерзкую кражу, девочка спрятала деньги под кроватью рядом с книгами. Там они будут дожидаться момента, когда ей придет время бежать в город. Оказавшись там, Сита пойдет в школу для девочек: она слышала, что ей управляют монахини-миссионерки. Теперь осталось лишь выбрать время для побега.

Когда их пригласили во дворец, Ситу охватило любопытство и она решила отложить свой побег. Теперь она жалела об этом. Королевский дарбар не слишком отличался от пудж ^[14], которые родители проводили дома; тот же протокол, та же торжественность – только в гораздо бо́льших масштабах и с кричащей роскошью.

Великолепие Тронного Зала, в котором проходил дарбар, Ситу даже угнетало. Это словосочетание – Тронный Зал – ее мать произносила таким тоном, что не оставалось сомнений: оба слова она написала бы с прописной буквы. Она едва сдерживала восторг.

Впервые войдя в помещение, Сита открыла рот от удивления. Благодаря огромным окнам с витражами все было залито радужным светом, отражавшимся от роскошных украшений сановников. Казалось, зал окутывает неземное сияние. Ситу изумил сверкающий плиточный пол, покрытый причудливыми коврами. Она с вожделением смотрела на огромный королевский трон с подлокотниками в виде крыльев, изогнутой спинкой, на которой был выгравирован герб, и блестящей обивкой. Справа от королевского трона стоял еще один, почти такой же роскошный; на нем восседал чопорный британский резидент. От жары по его бледной коже струился пот. Слева от короля сидел наследный принц.

Свет многочисленных канделябров отражался от гобеленов и скульптур. Стены, расписанные в стиле барокко, роскошно украшенный сводчатый потолок, высокие гости, соперничающие друг с другом красотой нарядов, – все это увлекало Ситу примерно полчаса. Теперь же она крутилась так, что мать в конце концов ударила ее по руке.

– Не вертись! – громким шепотом увещевала она дочь.

Они находились в женском отделении, расположенном в алькове – круглом балконе с шуршащими бархатными занавесками, – прямо над Тронным Залом. В воздухе витал запах роскоши, сандалового дерева и талька. Повсюду шуршали расшитые золотом дорогие сари, тяжелые и безумно неудобные.

Перегибаясь через край балкона и глядя немного вправо, Сита могла видеть своего отца, сидевшего среди благородных родственников короля, сразу за английскими аристократами и правителями других королевств, приехавшими выразить свое почтение.

Выпрямив спину, отец Ситы с чопорным видом восседал в своем кресле, а его усы, которыми он чрезвычайно гордился и которые каждый день смазывал маслом, покачивались каждый раз, когда слуги взмахивали опахалами. Тело отца было неподвижным.

Когда Сита была маленькой, она с восторгом смотрела, как слуга смазывает и накручивает отцу усы, пока они не начнут блестеть.

«Я могу вам помочь?» – спросила однажды Сита.

«Что ты здесь делаешь?!» – заорал отец, вздрогнув.

Слуга поскользнулся, и масло пролилось отцу на щеки, придав блеск его разъяренному лицу.

Сита улыбнулась.

«По-твоему, это смешно?!» – проревел отец.

Сита со всех ног бросилась прочь и потом долго плакала на руках у айи. Успокоить девочку смог только фирменный пудинг поварихи – молочный, с огромными изюминами.

В самом центре зала плясуны извивались в танце под аккомпанемент музыкантов, однако почти никто не обращал на них внимания; причудливое сочетание звуков, издаваемых фисгармониями, винами, таблами, ситарами и сантурами, сливавшееся с перезвоном браслетов на руках и ногах танцовщиц, служило лишь фоном для главного события – благословения короля.

Другие юные девочки сидели рядом с Ситой тихо и застенчиво; их руки были сложены на коленях, а прически выглядели безупречно.

Волосы Ситы уже успели растрепаться. Новое, купленное специально для этого случая багрово-золотое сари сбилось набок, а аккуратно уложенные в косу волосы падали на лоб жирными пучками, пахшими втертым в них маслом амлы.

От надетых по настоянию матери украшений у Ситы чесалось все тело. К счастью, присутствовавшие в женском отделении служанки то и дело взмахивали большими опахалами, на которых были искусно нарисованы сцены божественных битв; впрочем, они делали это недостаточно часто для того, чтобы создать ощущение комфорта. Сита чувствовала, что пудра, которую ей опять нанесли на лицо вопреки ее воле и по настоянию матери, стекала вместе с по́том.

Девочка сосчитала надетые на присутствовавших короны и мысленно присудила приз за лучший королевский наряд – его получил принц, сидевший рядом с отцом.

«Может ли принц получить приз за лучший королевский наряд?» – спросил бы Кишан, если бы они играли, как делали это раньше, до того как он уехал в школу и все изменилось.

Сита закрыла глаза, стараясь выбросить из головы мысли о брате и его предательстве. Усевшись поудобнее, она вдохнула запах духов, самомнения, пота и праздника. Остальные девочки, даже самые маленькие, сидели неподвижно; их волосы были украшены жасмином, а на запястьях блестели золотые браслеты. Эти девочки выглядели чинными, восторженными и послушными.

– Немедленно прекрати!

Сите на бедро легла тяжелая влажная рука матери. Девочка сама не заметила, что начала покачивать коленями. Лучшее сари матери промокло под мышками от пота, и напоминавшая летний закат мерцающая персиковая ткань стала темно-оранжевой. Лицо женщины блестело от пота. Похоже, ей было так же некомфортно, как и ее дочери. Должно быть, матери сейчас хотелось оказаться в хорошо проветриваемой столовой, где она попивала бы чай с имбирем и кардамоном, закусывая пакорой и следя своими глазами-бусинками за служанками, одна из которых массировала бы ей ноги.

– Ма, мне нехорошо.

Взгляд матери был пронзительным, словно она хотела заглянуть в заблудшую душу Ситы. Она знала, что у ее дочери талант притворяться больной – талант, которому Кишан очень завидовал в те времена, когда они с сестрой были союзниками.

– Найди уборную и, раз уж ты все равно туда пойдешь, умой лицо: у тебя потекла пудра, – а затем немедленно возвращайся, – сказала мать хриплым лающим шепотом. – И не вздумай задерживаться!