Красота - это горе - Эка Курниаван Страница 22

– Шлюхи у меня живут как королевы, – хвалилась она. – Даже если они уже на пенсии.

Шли дни, недели, месяцы, а они возились с Деви Аю, которая все готовила малышу приданое. Из старых вещей, найденных в шкафах, вместе нашили почти полную корзину крохотных одежек. Так коротали они время, дожидаясь конца войны; и вот однажды мамаша Калонг привела повитуху.

– Она принимала роды у всех моих шлюх, кто забеременел, – объяснила мамаша Калонг.

– Но, надеюсь, не только у шлюх она роды принимала, – сказала Деви Аю.

Во вторник, не прошло и года с тех пор, как их привезли сюда из лагеря, Деви Аю родила девочку и назвала Аламандой, как обещала. Девочка была прехорошенькая, вся в мать. С отцом-японцем только и было сходства, что раскосые глаза.

– Белая девочка с азиатским прищуром, – заметила Ола. – Только в Ост-Индии такое возможно.

– Жаль, она не генеральская дочь, – вздохнула Хелена.

В доме на малышку не могли нарадоваться, даже японские солдаты приносили ей кукол и в ее честь устроили праздник.

– Как ни крути, они должны ее уважать, – сказала Ола. – Офицерская дочь как-никак.

Деви Аю радовалась, что Ола понемногу забывает о своем страшном прошлом и становится прежней. С утра до вечера нянчилась Ола с малышкой, как и остальные, – все они называли себя “тетушками”.

Однажды на рассвете в комнату Хелены вломился японский солдат и попытался ее изнасиловать. Все сбежались на ее крики, а солдат скрылся в темноте. Кто виновник, они так и не узнали, пока наконец утром не появился генерал. Он схватил одного солдата, выволок во двор и сунул ему в руки пистолет. Солдат выстрелил себе в рот, и мозги разлетелись по двору. Больше к девушкам никто не приближался.

Между тем войне все не было видно конца. От мамаши Калонг и от приходящей прислуги они слышали, что японцы прорыли вдоль южного побережья окопы. Мамаша Калонг тайком принесла девушкам радиоприемник, и узнали они, что на Японию сбросили две бомбы и готовятся сбросить третью, – новость взбудоражила весь дом. Японские солдаты, судя по всему, уже знали. Несколько дней они томились без дела в саду, а потом один за другим исчезли неизвестно куда. Когда закружили над Халимундой самолеты союзников и стали сбрасывать листовки о скором окончании войны, японцев-охранников при доме осталось всего двое.

При такой слабой охране девушки потому лишь не пытались бежать, что очень уж быстро все менялось. Мало того, они слышали по радио, что в городах хозяйничают британские войска, и оставаться в доме было намного безопаснее, чем ходить по улицам. Япония войну проиграла, и девушки дожидались своих спасителей-союзников. Но в Халимунду те не торопились, будто и вовсе забыли, что есть такой город на свете; вскоре, однако, вернулись самолеты, стали сбрасывать ящики с печеньем и пенициллином, а следом появились отряды особого назначения. Первыми пришли подразделения, сформированные из голландских бригад. Назывались они Koninklijk Nederlands Indisch Leger, Королевская Нидерландская Ост-Индская армия, сокращенно КНИЛ, и вместо японского флага перед домом сразу же водрузили свой. Двое последних японских солдат покорно сдались.

Но совсем не ожидала Деви Аю в одной из бригад встретить мистера Вилли.

– Я вступил в КНИЛ, – признался он.

– Что ж, хорошо, что не к японцам, – отозвалась Деви Аю. И показала ему дочурку. – Все, что от них осталось, – хихикнула она.

Вскоре привезли из Блоденкампа их родных. Герда совсем истаяла, а на ее вопрос, как жили они все это время, Ола ответила уклончиво: “Путешествовали”. Но Герда все поняла, едва увидев крошку Аламанду. Дом теперь охраняли голландские солдаты, сменяясь на посту. Для Деви Аю настали нелегкие времена: мистер Вилли по-прежнему заверял ее в безграничной любви и, несмотря на то что однажды уже встретил отказ, готов был выдержать и второй.

И вновь Деви Аю спасло несчастье.

Однажды вечером, когда мистер Вилли и трое его сменщиков охраняли дом, напали на них партизаны с пистолетами, украденными у японцев, мачете, ножами и ручными гранатами. Внезапный налет удался, и все четверо голландских солдат были убиты. Мистеру Вилли отрубили голову, подкравшись к нему сзади в гостиной, где он болтал с Деви Аю; голова покатилась по столу, а кровь брызнула на маленькую Аламанду. Другого солдата застрелили в уборной, где тот сидел орлом, еще двоих убили во дворе.

Партизан было больше десятка, и всех заключенных согнали во двор. Увидев, что здесь одни женщины, к тому же голландки, партизаны совсем обезумели. Нескольких девушек связали на кухне, остальных потащили в спальни, насиловать. Девушки кричали еще жалобней, чем когда их насиловали японцы, и даже Деви Аю пришлось отбиваться яростней, чем когда-либо: партизан выхватил у нее ребенка, порезав ей руку ножом.

Помощь пришла не сразу, но едва подоспела, как партизан и след простыл. Четверых убитых солдат похоронили на заднем дворе.

– Если бы ты ушел в партизаны, – сказала Деви Аю, положив цветок на могилу мистера Вилли, – хотя бы мог меня изнасиловать. – И зарыдала, оплакивая его.

Однако налеты повторялись не раз. Солдат, охранявших дом, было всего четверо, и вооруженные партизаны всегда превосходили их числом. Здешний комендант не мог предоставить охрану побольше, ему самому не хватало людей. Лишь когда пришли британские войска и навели в городе порядок, девушки вздохнули свободно. Часть солдат были гуркхи, остальные – из Двадцать третьей индийской дивизии, что высадилась на Яве. Всюду поставили они пулеметы, а на заднем дворе устроили пост. Когда партизаны явились в очередной раз, то встретили яростный отпор; во двор их не пустили, один был убит. С тех пор дом оставили в покое.

Под защитой британских войск жизнь потекла мирно и безмятежно. Девушки устраивали вечеринки, чтобы скорей забыть о своих злоключениях. Иногда их вывозили на пляж – на армейском джипе, с вооруженной охраной. Нашлись среди офицеров те, кто влюбился в девушек, и некоторым ответили взаимностью. Девушкам тяжело было вспоминать о прошлом, но самое страшное осталось позади, и жизнь понемногу налаживалась. Однажды пригласили местный народный ансамбль и устроили еще одну скромную вечеринку, с вином и тортом.

Спасательные операции продолжались. Прибыла миссия Красного Креста, и всех узников решено было немедленно переправить самолетами в Европу. Здесь оставаться было небезопасно, особенно тем, кто три года провел в лагерях. Коренные жители провозгласили независимость, и город наводнили вооруженные ополченцы. Все были партизанами из окрестных деревень, одни называли себя Национальной армией, другие – Народными солдатами. Почти все во время оккупации прошли японскую школу, а противостояли им здешние жители, обученные голландцами и вступившие в КНИЛ. Борьба еще не закончилась, она только разгоралась, и местные жители называли ее войной за независимость.

Девушки и их родные собирались лететь в Европу рейсом Красного Креста – все, кроме одной, на все имевшей особое мнение. Деви Аю.

– В Европе у меня никого нет, – объясняла она. – У меня есть только Аламанда да вот этот ребенок в животе.