Когда погаснет лампада - Цви Прейгерзон Страница 22

Дорогой Вениамин, получила твою открытку. Все мы тут здоровы. Майку, которую ты забыл в Харькове, я положила в надежное место, и ты получишь ее, если будет на то воля Божья, когда представится такая возможность. Каждое твое письмо — большое мне утешение. Пожалуйста, не забывай свою любящую маму.

Тамара выбегает в переулок по своим делам. Сара Самуиловна собирает со стола чашки и выходит на кухню. Седьмой час вечера. Вениамин возвращается к чертежу — есть еще у него полчаса дневного времени.

И тогда в тишине комнаты слышится голос Рахили. Она собирается переехать из Гадяча в город побольше. Ведь что она видит тут? Разве это жизнь? Да, летние месяцы не так плохи — хотя бы какое-то движение. Но зимой? Улицы завалены снегом; он лежит на крышах, на деревьях и будто парализует всю жизнь. Городок замирает, и тяжелы тогда дни и ночи.

— Господь с тобой, Рахиль! Разве нет у тебя здесь любимого человека? Неужели ты чувствуешь себя настолько одинокой?

Нет, нет у нее никого. Был когда-то, несколько лет назад, но уехал в Киев и там женился. А что будет с нею? Годы-то идут, а женский век короток. Вот если бы Вениамин мог найти ей какую-нибудь должность в столице — хоть какую, для начала. Говорят, что там требуются счетоводы. Ее нельзя назвать очень опытной работницей, но в Гадяче Рахиль служит уже несколько лет и кое-чему научилась. Она просила помощи и у Соломона, но тот не одобряет ее намерения уехать. Почему? Говорит, что это преступление — оставлять здесь родителей одних.

— А что говорят сами старики?

— Мама считает, что я должна ехать. Мол, делай, дочка, как тебе лучше. Такова, мол, наша родительская доля. Птенцы оперяются и вылетают из гнезда в большой мир.

— А что будет с Тамарой?

— Оставлю ее пока в Гадяче. Мама согласна.

Две слезинки блестят на ресницах женщины. Вениамин поспешно заверяет ее в своей готовности помочь. Что и говорить, не все хорошо в доме Фейгиных. На первый взгляд это дружная, крепкая сбитая семья, в которой царят мир и согласие, но если заглянуть за ширму… Вот возвращается из столицы сын, и тут же слетаются к нему со всех сторон сердечные приветы: добро пожаловать, Шлоймеле! В доме праздник, светлые деньки. Мать готовит его любимую еду, вся семья усаживается за стол и ведет дружескую беседу. Казалось бы, все прекрасно.

Чепуха! Проходит несколько дней, и где он, Соломон? Слоняется дни и ночи неизвестно где, бегает за юбкой замужней женщины, которая к тому же и не еврейка! Мало того что сам лицом осунулся, так еще и матери морщин прибавляет.

Или взять дочь. Тут тоже нет радости. Выскочила смолоду замуж — юная, легконогая девочка. Прошло совсем немного времени, и вернулась домой — заплаканная, испуганная и еле живая. Оказался муж на поверку грубым невежей, скупцом и еще черт знает чем! Но, может, не так уж и плох был он. Может, просто не сумел понять юной жены, ведь сам он был старше нее на целых десять или даже двенадцать лет. Может, мечтала девушка о чем-то туманно-красивом, а столкнулась с повседневностью незнакомого дома, упреками мужа и ворчанием свекрови. Так или иначе, но в страхе сбежала Рахиль к родителям, и там уже появилась на свет дочка Тамара. И вот минуло еще несколько лет, а она по-прежнему в том же родительском доме, одна в целом мире.

Нет, определенно не все в порядке в семействе Фейгиных!

В переулке сгущаются сумерки. Вениамин завершает работу и собирает инструменты.

— Давай выйдем ненадолго, Вениамин, — просит его мать. — Я хочу поговорить с Эсфирью относительно лапши.

Сразу предостерегаю вас, дорогие читатели, от каких-либо сомнений в важности такого дела, как изготовление лапши для дачников Гадяча. Возможно, это одна из причин, по которым устремляются сюда отдыхающие из столиц и больших городов. Когда подходят к концу беззаботные дни лета, мужчины меняют легкие летние штаны на брюки рабочих буден, женщины повязывают свои обычные передники, и начинается процесс варки, сушки и выпечки, упаковки и увязывания. Самые лучшие дары земли укладываются в мешки и чемоданы для отправки в город. И плоха та хозяйка, среди банок и свертков которой не окажется хотя бы одной пачки еврейской лапши, изготовленной руками старой Эсфири!

Эсфирь и ее дочь занимались тем, что в летнее время ходили из дома в дом, изготавливая лапшу. Да-да, всемогущий Господь, есть и такая профессия у дщерей Израиля! И ошибается тот, кто полагает, что это легкая работа, которую можно делать как Бог на душу положит!

Вот, допустим, разбиваешь ты яйцо… — кстати, кто-нибудь из вас занимался ли когда-нибудь ремеслом разбивания яиц? Я уже вижу ваши усмешки: подумаешь, разбить яйцо, что тут такого? Тоже мне профессия! Скажи еще, что для этого надо окончить университет! Секундочку, дорогие, не торопитесь с выводами. Ведь когда яйца разбивают над миской, то достаточно малейшей ошибки, чтобы прахом пошли и труд, и наработанное прежде сырье, во всем богатстве его белков и желтков. Представьте себе, что одно из сотни яиц оказывается тухлым и вы с разгону вливаете его в одну миску с хорошими. Вряд ли тогда кто-нибудь, включая и меня, обрадуется вкусу получившейся лапши. Вонючая лапша? Спасибо, не надо. Так что давайте возблагодарим Господа за то, что Эсфирь и ее дочь хорошо знакомы с искусством разбивания яиц. Прежде чем пустить яйцо в дело, они тщательно изучают его достоинства и недостатки над отдельной мисочкой. В лапшу идут только самые лучшие!