Духовные проповеди и рассуждения - Мейстер Экхарт Страница 22

Но гнев не дает ей покоя. Чуть только представит она себе, что ей предстоит еще быть чем-то, но не Им, как отвращается она в гневе своем от себя самой. Ибо хочет она лучше совсем не быть, нежели иметь или получать что-либо, что принадлежит Ему. «Господи! – взывает она. – В том мое спасение, чтобы Ты не вспомнил обо мне и запретил всякой твари когда-либо утешать меня! И радость для меня, если навсегда запретишь Ты силам души моей представать пред лицо Твое!»

Но слушай, что вкладывает душа в эти дивные слова: спасение ее в том, чтобы Бог не вспоминал о ней, потому что тогда – и она знает это хорошо – это означало бы, что она никогда и не исчезала из Его сознания, и в том ее блаженство. А желает она, чтобы ни одно творение не утешало ее, потому что знает, как безутешно ее страдание, и безутешность остается единственным ее утешением. Почему же тогда не должны никогда ее душевные силы представать пред лицо Его? Тут должны мы уяснить себе, что такое «Лицо Божие».

То, в чем человек более всего показывает самого себя, зовем мы его лицом. То, где Бог Сам Себе открывается в безмолвной тишине Своей Собственной сущности, – это самооткровение называется Лицом Его: Божеством. И душа ясно сознает, что ей с ее различными дарованиями не проникнуть в чистую тишину, где Он Сам Себе открыт, и потому она желает, чтобы никогда силы ее не предстали пред Лицо Его. И вот они останавливаются перед Его отражением в Триединстве, и лишь чистая сущность духа, чистый луч, будет воспринята чистым самосозерцанием Божием, когда умолкнет собственная сила души. Об этом говорит один учитель: когда просветленный сливается воедино с самой чистой просветленностью, тогда иссякают духовные богатства; иначе сказать: в бесцельности единства цель сущности духа выше всех сил души.

Так разгневанная душа хочет третьего: быть Богом и чтобы не было никакой другой твари. Быть как Бог, когда Он пребывал в Своей вечности, прежде чем создал Он какую-либо тварь, чтобы вкушать ей в полной беспредельности божественное блаженство природы, как раньше вкушал Он! Но, так говорит себе она, это значило бы вырвать у Него из сердца любовь, ибо все доброе имеет склонность делиться собой.

И вот доходит душа в гневе своем до четвертого требования: хочет быть лишь чистой сущностью, так чтобы не было ни Бога, ни твари! Для чего они, спрашивает она, эти Три Лица в Божестве? И отвечает себе: без Их содействия не было бы твари; поскольку они – причина творений, их надо поместить в Божестве. А для чего все твари? Ведь от себя лишь получает Господь Свое величие, творения же, прежде созданные Им, не могут Ему дать величия. Что бы они ни делали, это не достигает Его. Слава, которую они бы могли дать Богу, остается всегда при них! На это отвечают святые учителя: «Все вещи – Бог!» Ибо это и означает положение, согласно которому вещи вечно пребывают в Боге. Не то что мы были вполне проявлены в Боге, как теперь; мы пребывали в Нем вечно, как искусство в мастере. Бог взглянул на Себя и увидел одновременно Себя и все вещи. Но от этого Он не стал многообразным, каковы теперь вещи в разнообразии своем, но остался Единым. Ибо хотя сейчас тварное является чем-то многообразным, в Боге все творения – одно: Бог есть в Себе Самом всегда лишь Единое Одно. И твари увидят это ясно – в особенности тварь разумная, – когда возвратятся к своему первоисточнику. Тогда Бога узрят не иначе как Единым по сущности и все же Триединым в Лицах и многообразным в Его творениях. Итак, все твари имеют свое бытие в Боге, а сущность их дает им Бог Своим присутствием.

* * *

Говорит душа, подобно невесте в Песни Песней: «Вот я обошла вокруг света и все же не дошла до его конца. Тогда устремилась я к самому средоточию его, ибо пленило оно меня видом своим!»

Круг, пройденный любящей душой, – это честная Святая Троица и все, что Она сотворила во времени и в вечности. Все это вместе справедливо называется кругом. Ибо во всех созданиях, особенно в душе, одаренной разумом и речью, запечатлели божественные Лица Собственный Свой Лик. Так что Святая Троица есть первоисточник всех вещей; и все вещи домогаются вернуться вновь к своему первоисточнику. Это и есть круг, и душа мысленно пройдет его, когда прозреет: Бог мог бы сотворить весь этот сотворенный мир в тысячу раз больше, если б Он захотел! А все же не может она дойти до конца – даже в самом малом, что Он когда-либо сотворил, и в этом не может она дойти до конца. Как же понять все величие Его!

Когда она таким образом ревностно пробегает круг в мысли своей и все же не может его сомкнуть, тогда устремляется она к его средоточию. Средоточие – это есть творческая сила Святой Троицы, благодаря которой Трое, оставаясь неподвижны в Себе, совершили все дела Свои. В этом средоточии приобщается душа творческому всемогуществу.

Ибо Троица есть вместе с тем и весь мир, так как в ней заложены все создания. И правда, все Трое – одна и единственная творческая сила. Это – неподвижная точка, это – единство в Троице. Взятые в Божестве изнутри, творящее и творение равно неизменны. В этой точке Бог проходит через изменение без всякой перемены и в ней сливается с единством сущности. Если же и душа, отдавшись, станет одно с этой неподвижной точкой, тогда вместит она возможность миротворения!

Но не своими силами, а тем, что подобно в ней Святой Троице, может душа постичь единство Сущего. Создание Святой Троицы смутило не одного учителя высшей школы, так что они запутались и не смогли постичь ее целостности. А между тем это средоточие равно близко со всех сторон, как «теперь» близко для всякого места, безразлично, здесь или в Риме.

«Ибо он ранил меня единым взглядом глаз своих!» Это есть единящая сила, изливающаяся из той точки: она отделяет душу от всего созданного и от всех преходящих вещей; этим взглядом отбрасывает она душу назад к одной единой точке, с которой та теперь соединена и в которой укреплена навеки. Но сознательно воспримем мы этот взгляд только тогда, когда душа лишена всякой определенности – до такой степени, что нет в ней больше устремления ни к добродетели, ни к пороку.

Только о том, что получила она в подобном состоянии, она имеет высшее познание. Поэтому именно тогда Он погружает в нее Свой взор, чтобы и она Его узнала, как узнал ее Он и полюбил раньше, чем она была. Это должно стать настоятельным увещанием душе изойти из своей самости и из всех вещей. Кого этот взгляд не ранит, тот никогда не был и не будет ранен любовью. Об этом говорит святой Бернард: «Чей дух ощутил этот взгляд, тот не может его выразить, а кто его не ощутил, тот не может этому поверить. Ибо там пущена стрела без гнева и чувствуют ее без боли. Тогда открывается чистый ясный источник милосердного врачевания, просвещающий внутреннее око, так что в блаженном созерцании ощущает оно отраду божественного посещения, когда достаются нам нечаянные духовные блага, о которых никогда не было слыхано, ни проповедано, ни написано ни в одной книге».

Молвит душа: «Господи, Ты Сам говоришь, что сотворил во мне подобие Свое. Это превосходит человеческое разумение. Ибо ни один мастер не мудр настолько, чтобы создать образ, который был бы его подобием. Если же Ты так меня сотворил и если я действительно подобна Тебе, то дай мне узреть Тебя во всемогуществе Творца, в котором Ты сотворил меня, дабы познала я Тебя в мудрости, в которой Ты познал меня, чтобы мне постичь Тебя, как Ты постиг меня! Дай мне милостью Твоей, о Господи, соединиться с Тобой в божественности Твоей, как Сын Твой, который вечно одно с Тобой: милость Твоя да будет природой моей, в ней же станем мы едины, Ты со мной, и я с Тобой!»