Берлин. Веселая столица, или От рейхстага до кебаба - Сергей Сумленный Страница 22

Кроме того, у многих турок в Германии родились дети, для которых уже Турция была хотя и близкой, но все-таки уже чужой страной. Да и в самой Турции отношение к эмигрантам в Германию не всегда оказывалось идеальным. Часто турки рассказывают, что, когда они приезжают в Стамбул и покупают там что-то на рынке, их бывшие соотечественники, слыша немецкий выговор, пытаются назначить куда более высокую цену за товар, чем предложили бы «настоящим туркам».

В результате тысячи турецких семей остались жить там, где они жили последние десять-двадцать лет. За районом Кройцберг прочно закрепилась репутация местности, где количество вывесок на турецком языке сравнялось с количеством вывесок на немецком. Неудивительно, что именно сюда в 1980-е годы стали помещать семьи беженцев из охваченного гражданской войной Ливана.

Ливанские арабы не предполагали, что им придется жить в новой стране: из Ливана всех их выгнала война. Они оказались перед серьезным интеграционным вызовом. И детям, и взрослым пришлось с нуля учить немецкий язык. Многие в этом так и не смогли преуспеть. А травмирующие переживания затрудняли интеграцию еще больше.

В начале 2000-х годов в Кройцберг стали активно заселяться цыганские семьи из новых членов Евросоюза: Румынии и Болгарии, что снова усугубило социальную ситуацию в районе.

Сегодня в Кройцберге можно найти практически любой стиль жизни, кроме спокойного. Для мигрантов Кройцберг – комфортная территория, поскольку здесь их не будут попрекать иностранным происхождением. На территории района проживают граждане более ста стран мира. Это не сильно отличается от Нью-Йорка, который считается одним из самых интернациональных городов мира.

С другой стороны, этнические немцы, любящие альтернативный образ жизни: экологические кафе, полуподпольную контркультуру, левые идеи и немножко легких наркотиков – тоже с радостью переселяются в Кройцберг.

В кройцбергском зеленом массиве Гёрлитцер парк, разбитом в 1987 году на месте разобранного железнодорожного вокзала, почти открыто продают марихуану. Настолько открыто, что в 2013 году представители местного совета депутатов даже выступили с инициативой легализовать продажу марихуаны на территории парка, раз полиция все равно закрывает глаза на мелкий оборот этого наркотика.

Фактически единственные, кому не нравится жить в Кройцберге, – это представители среднего класса, имеющие детей. В их случае не играет никакой роли, являются ли эти люди этническими немцами или мигрантами. Как только у турецкой или арабской семьи появляются дети, и эта семья планирует для них социально успешную карьеру, ей лучше переехать из этого района.

Хотя для уже успешных взрослых Кройцберг предлагает массу возможностей: от недорогих и ярких кафе до дешевой недвижимости, в которой можно устроить стартап прямо под резными сводами, сохранившимися с XIX века. Именно поэтому в Кройцберг переселяется много иностранцев из стран первого мира: нигде в Европе больше не найдешь возможности жить так дешево, как здесь, и при этом находиться в центре столицы ведущей экономики континента.

Интересно, что переселение в Кройцберг представителей альтернативной берлинской сцены: дизайнеров, художников, владельцев кафе – далеко не всегда воспринимается местными жителями положительно. Как всегда, приход молодых и неплохо зарабатывающих горожан, имеющих свои взгляды на обустройство городской сферы, неминуемо приводит к изменению городского ландшафта. Там, где еще вчера была овощная лавочка Мустафы, сегодня возникает дизайнерская студия по созданию веб-сайтов с программистами-экспатами. Они хвастаются своим подружкам, что живут в самом хипстерском месте Европы. Но при этом безнадежно портят местным жителям условия жизни, покупая кофе по 2 евро за стаканчик там, где еще год назад продавцы были готовы отдавать его по 1 евро.

В любом случае, Кройцберг и Нойкелльн – районы Берлина, без которых невозможно представить себе лицо города. Именно здесь делается значительная часть политики города. Именно с мыслями об этих районах ведется избирательная кампания партий, желающих избираться в городской парламент. Именно поэтому окружной бургомистр Нойкелльна Хайнц Бушковски назвал свою книгу-бестселлер о проблемах интеграции мигрантов «Нойкелльн повсюду». И это название было понятно всем немцам по всей стране.

Страх возможного провала интеграции и надежда на ее успех, а также дискуссия о вопросах социальной политики, городского строительства, реформы школьного образования куда более понятны и наглядны на примерах Нойкелльна и Кройцберга, нежели на примерах более этнически однородных Галле-на-Заале или Касселя. Именно поэтому чопорный немецкий Кронберг под Франкфуртом смотрит на берлинский Кройцберг как на волшебное зеркало, в котором очевидно представлены все проблемы страны в простой и понятной форме.

Русский Берлин
От «Березки» до «Плэтцля»

Русского немца легко узнать по имени. Если видишь Ойгена или Вольдемара, можешь быть уверен, что это мигрант из бывшего СССР. Твоего нового знакомого могут звать Ойген Майер или Вольдемар Шмидт. Он может жить в Динслакене или Эрлангене. Он работает слесарем, водителем, руководителем отдела закупок, менеджером по IT-решениям или контролером технического состояния дорог. Однако это не важно. Важно только имя – если видишь человека с именем Ойген или Вольдемар, можешь смело спрашивать его, в каком году он приехал в Германию из Казахстана или с Урала.

В конце 2013 года в Германии вышла книга «Меня зовут Ойген». Легко догадаться, как зовут автора. Ойген. Фамилия – Литвинов. Молодой немец российского происхождения рассказывает истории тринадцати своих ровесников-Ойгенов. Каждый – переселенец.

– А вы знаете хотя бы одного Ойгена, который родился в Германии и был так назван своими родителями-немцами? – спрашивает автора корреспондент журнала Der Spiegel.

– Нет, ни одного, – говорит молодой человек.

Собственно, Ойген – от греческого εύγενής, «благородный» – это всего лишь немецкая форма того имени, что в английском звучит как Юджин, а в русском – Евгений. В Германии оно было популярно десятки и сотни лет назад. Например, песня про то, как «храбрый рыцарь принц Евгений обещал монарху в Вене, что вернет ему Белград», – это как раз о военачальнике, который на немецком зовется «Принцем Ойгеном Савойским».

Это в его честь в 1938 году назвали тяжелый крейсер, который после войны использовался американцами для испытаний применения атомных бомб по кораблям. Он пережил две учебные ядерные бомбардировки, прежде чем был затоплен.

До сих пор в Германии можно встретить Ойгенов, получивших это имя при рождении, но речь идет обычно о 80-летних дедушках. После войны это имя исчезло. Видимо, слишком ассоциировалось с милитаристской традицией. Ренессанс имя стало переживать в 1990-е. Именно тогда из России и других стран бывшего СССР в Германию хлынул поток переселенцев, которые массово стали менять свои имена на их же немецкие версии.