Мы над собой не властны - Мэтью Томас Страница 22

— Спокойной ночи, Франциск Ассизский!

Эд, не выдержав, рассмеялся. Они помирились и долго любили друг друга, а потом заснули.

В декабре семидесятого Эйлин отправилась с Эдом смотреть украшенные к Рождеству витрины на Пятой авеню. В прошлом году Эд их жестоко высмеял, назвав «алтарями безудержного покупательского разгула». Эйлин твердо решила, что не позволит его брюзжанию испортить ей удовольствие, которое уже вошло в традицию: после той первой поездки с матерью она каждый год сюда приезжала, если только могла.

Эд отказался платить за место в гараже, так что они полчаса искали место для парковки и в конце концов оставили машину на углу Двадцать пятой улицы и Седьмой авеню, почти за милю от универмага «Лорд и Тейлор». Эд и такси взять отказался, хотя Эйлин шла в туфлях на высоком каблуке, температура на улице была градусов на пять ниже нуля и дул резкий ветер. Солнце близилось к закату. Большинство магазинов уже закрылось, словно в знак протеста против холода. На Седьмой авеню почти не видно было прохожих и проезжающие такси практически все были заняты.

Ближе к универмагу людей на тротуарах стало больше. На каждом углу звенели колокольчики Армии спасения. Перед витринами собралась небольшая толпа. Эйлин прибавила шагу, а Эд, вздыхая, тащился нога за ногу.

Эйлин залюбовалась сценкой в витрине — золотистый ретривер тянет за уголок обертку от подарка, — и тут Эд, прикончив пакетик жареных орешков, разрушил очарование.

— Все это здесь устроено якобы для красоты, а на самом деле — просто средство заманить покупателей и вытрясти из них денежки.

Он говорил так небрежно, будто не сомневался, что Эйлин с ним согласится.

— Точно так же некоторые животные и растения приобретают в процессе эволюции яркую окраску, чтобы приманивать добычу. А люди верят и попадаются в ловушку. Потрясающе!

— Послушай себя, ну что ты говоришь!

— Например, у орхидеи «офрис пчелоносная» цветки с виду напоминают самку осы. Самцы пытаются с ними спариваться, пачкают лапки в пыльце и разносят ее по окрестностям. Так и витрины украшают, чтобы заманить тебя внутрь, в магазин. И чтобы ты вышла оттуда не с пустыми руками.

Эйлин сосредоточенно смотрела, как механическая кукла-девочка медленно заслоняет ладошкой рот и широко раскрывает глаза при виде черных сапог Санта-Клауса, исчезающих в каминной трубе.

— Повторяющиеся движения отупляют, гипнотизируют. Люди в таком состоянии более внушаемы.

— Ну зачем тебе обязательно умничать? Все нужно разложить на составные части, пока не останется ничего живого!

— Самое удивительное, что эти витрины не меняются год от года.

— Говоришь о том, чего не знаешь! Они каждый год разные. Дизайн прорабатывается заранее, за несколько месяцев. В оформление столько труда вложено!

Она бы не так расстроилась, если бы Эд не старался втянуть ее в диалог. Эйлин всего лишь хотела разделить с ним минуту радости, неужели это так много?

Она окинула взглядом других мужей. Те тоже не выглядели особо счастливыми, но по крайней мере уныло молчали, сложив руки за спиной или почесывая себе нос. Они не сумели бы высмеять происходящее так убийственно, как Эд, если бы даже очень захотели.

— А битвы туристов! — продолжал Эд. — С каждым годом все хуже. Толкаются, оттирают друг друга, рвутся туда, где лучше видно. Хлеба и зрелищ! Зачем нам все это?

Эйлин зашагала к станции метро. Встречная парочка покосилась на нее с любопытством, словно по лицу увидев, как ей противно. Она ни с того ни с сего улыбнулась мужчине чуточку полоумной улыбкой, наслаждаясь ощущением, что слетает с катушек. Он сразу застеснялся и покраснел.

На углу ее догнал Эд, поймал за рукав.

— Не надо истерик! Я просто высказал пару мыслей вслух.

— Мир — не твоя лаборатория.

— Пойдем посмотрим еще, — сказал Эд.

В поношенном пиджаке с обтрепанными рукавами он был похож на ветерана войны, попрошайничающего в метро.

— Ты все испортил.

— Не говори так! Послушай, иногда я просто не могу удержаться. Сам не знаю, что со мной.

— Зато я знаю, — ответила Эйлин. — Ты в детстве мало играл.

Он тянул ее за руку, она упиралась. Над крышкой канализационного люка поднимался пар, урчание мотора проезжающего мимо автобуса дрожью отдавалось в груди. Эйлин вдруг стало тесно в границах физической реальности. Ужасно захотелось оказаться куклой в витрине — застыть в безупречной гармонии, неподвластной времени. Хорошо, наверное, избавиться от необходимости постоянно принимать решения, только раз в году возникать из небытия и радовать людей, толпящихся за стеклом. Реальный мир такой неприютный, и краска всюду облезлая, и счастье не безоблачное.

— Когда-нибудь, — сказала она, — мы придем сюда снова и ты будешь радоваться и не говорить гадостей. Это моя мечта.

— Пусть она сбудется уже в этом году, — отозвался Эд. — Идем, посмотрим на витрины. Пожалуйста, солнышко! Позволь, я все исправлю.

— Поздно, — ответила она.

— Не говори так! Никогда не поздно.

Эйлин наконец посмотрела на него. Мимо шли люди, спеша по каким-то своим неведомым делам. А ее жизнь была здесь и сейчас, пусть и показалась на миг тусклой и безрадостной. Рядом стоял человек, вместе с которым она решила провести эту жизнь. Он держал шляпу в руке, словно специально ее снял, чтобы умолять Эйлин. У него всегда будут недостатки, он будет слишком упрям в спорах, слишком беспощаден к несовершенству мира. «Нельзя все время носить власяницу», — подумала Эйлин. И все же он упрашивает ее вернуться к презираемым им витринам. Эйлин вдруг подумала: Эд всегда делает то, что считает правильным, он просто не умеет иначе. Вот сейчас он понял, что был не прав, и для него важнее всего на свете исправить ошибку.

Прохожие вокруг казались бестелесными, будто плыли по воздуху, и только сумки с покупками удерживали их на земле.

— Я тебе говорил, как мне нравится твоя прическа? — спросил Эд, и Эйлин позволила себе смягчиться, ведь она-то думала, что он ничего не заметил.

Они возвращались к универмагу по запруженной людьми улице. Внезапно Эйлин поняла, что есть особое совершенство в несовершенстве ее мужа — ее живого, смертного мужа, с его преувеличенным стремлением обличать уродливые гримасы капитализма и с чуть кривыми ногами, которые так уверенно несут его вперед. Эйлин не сводила глаз с его ботинок, ступающих по тротуару. Пусть он ее ведет куда хочет; она всюду будет следовать за ним.