В розовом - Гас Ван Сент Страница 22

— Последний писк, — хвастается Сэйбин.

Хайди дергает меня за пиджак и сообщает, что только что была за сценой и видела, как Мэтта вел к выходу массивный охранник. Но каким-то чудесным образом Мэтт появляется перед нами с тремя бокалами в руках.

Мы с Хайди и Сэйбином начинаем беседовать. Я бросаю взгляды на танцплощадку и везде вижу Мэтта.

Вот самые активные танцоры поднимают Мэтта на руках. Он не выпускает из рук бокал.

Смотрю через плечо Хайди и вижу, как Мэтта выводит охранник.

Смотрю направо и вижу, как Мэтт поет на сцене рядом с солистом-гитаристом «Дивы».

Пару секунд спустя Мэтт подходит и представляет мне двух юных рекламщиков: парня из Саскватча и девушку из России.

Еще через полсекунды он возвращается с новыми бокалами, которые стянул со столиков, расставленных по всему залу.

Он двигается очень быстро.

Мэтт просит у русской девушки номер телефона. Она собирается дублировать русские инфоролики и продавать русские товары у нас, в Штатах.

От этого Мэтт теряет дар речи и только постанывает: «О-о-о-о!.. Подумать только!» — за ее спиной, когда она не слушает. И вздрагивает, как от холода, хотя тут жарко.

— Пообщайся с ней, Мэтт, пригласи куда-нибудь. На то и конференции, чтобы знакомиться, — говорю я.

— Я не знаю, что говорить таким девушкам, как она. Я всегда очень нервничаю. — Он вздыхает. — Россия!

Мы уезжаем без девушки, но теперь у Мэтта есть ее номер. Стюи радуется:

— ЭТО БЫЛО ЗДОРОВО! ПРАВДА, ЗДОРОВО, МЭТТ?! МЭТТ?!!

— А? — отзывается Мэтт, на миг отвлекаясь от своего занятия: он смотрит на пятидюймовую колонку так внимательно, словно в ней сидят и играют сами «Спичлесс».

— ЗДОРОВО БЫЛО, А?!! — кричит Стюи.

— Да-да… — В слабом свете я вижу, какое у Мэтта отрешенное лицо. Сейчас он похож на зрителя в студии, где снимают какое-нибудь телешоу. — Да.

Я хотел было сказать ему, как красиво это выражение, но побоялся, что обижу его, и промолчал.

— Мне нужна гитара, — говорит Мэтт, отводя глаза от колонки.

Вернувшись в Саскватч, я обнаруживаю на газоне свежие автомобильные следы. Опять землю взрыли черно-коричневые колеи. Подростки-землекопатели в поисках развлечений. Ну как, развлеклись?

Им, наверное, все это смешно. А я кажусь себе старым и беспомощным. Зачем-то они выбрали именно меня. Почему меня? Наверное, не знают этого и они.

Я решил поработать над своим фантастическо-приключенческим сценарием, который когда-нибудь продам.

Йоланде Негрита нежится в ванне из зеленого базальта. По ее руке взбирается жук-носорог с крошечной свечкой на панцире. Такие же жуки со свечками ползают по всей зале с тысячами других представителей вида Umbonius Crassicornus. В каждом углу стоят маленькие алтари с фетишами и всевозможными благовониями. Один фетиш — крупная золотая раковина наутилуса с щупальцами из ладана, окруженная морскими веерами. Сквозь веера просвечиваются крошечные мальчики-феи, играющие в чехарду и покусывающие друг друга за соски. Другой фетиш — железный бульдог с дымящимися ноздрями, окруженный лесом из сосен-бонсай, увешанных маленькими колокольчиками. В третьем углу — огромная черная каменная змея, осыпанная лепестками и свернувшаяся в кольцо, вокруг которого летают пурпурные осы. И, наконец, в четвертом углу безостановочно вращается римская монета в человеческий рост. Свет из отверстий в полу отбрасывает на стены тени винтовых лестниц. С потолка свисают пузыри с разными жидкостями. В зале много пернатых: кетцали, ибисы, птенец птицы Рок, двуглавые птицы с человеческими ногами, змееголовые птицы, крылатые змеи — и кармазинные летучие мыши.

Йоланде Негрита поет и дергает за длинный красный хвост, свисающий с потолка. Сверху с серебристым шипением соскальзывает сверкающая веревочная лестница. Взобравшись по ней на верхнюю палубу, Йоланде Негрита подставляет сосок маленькой китаянке, хвост которой висел в зале. Китаянка жадно лижет и сосет сосок, покрытый галлюциногенной тинктурой, и впадает в задумчивость экстатических завываний, призывая дух Коксинги сделать ее детей сильными и храбрыми. Йоланде Негрита снимает с шеи бутыль в форме лягушки, свинчивает голову-крышку, снабженную кисточкой, и быстрыми мазками снова покрывает сосок тинктурой.

Йоланде Негрита говорит: «Ум как прилив, его обширность океанична. Это побережье Техногнозиса, бесконечный пляж, бесчисленные бухты. Соединяясь с ним, мы им становимся».

Гигантский липарис скользит по береговому плацдарму Ума в мерцающей слизи, амбраксасе-эктолюб-риканте. Раковина его уходит в небо, раковина его переходит в замок, рай симбиотов, разумей: утопический материализм мира вне истории. Монады-номады голубых кровей, Гилелл и Исстари, унисонно вибрируют и сливаются с гулкой радостью источника блаженства. Это праздник, гранфантазмический гиньоль сияюще-безумных изысканностей, театр во время посткультурного мифотворчества и биопоэтики.