Каблуки в кармане - Этери Чаландзия Страница 22

Однажды настал тот день, когда моя семья взвесила все «за» и «против», встряхнула кошельком, решила изменить образ жизни и приобрела «чудный домик в южном направлении». Я была в ужасе. Нет, конечно, прекрасно навещать березки в выходные и по праздникам, но жить… Жить на свежем воздухе мне представлялось совершенно невозможным.

В первый день, прижав к груди полено для растопки, я безостановочно бродила по свежеприобретенной территории. На моем лице на всякий случай блуждала вежливая улыбка, поскольку, судя по всему, одной мне здесь было нехорошо. Остальные домочадцы с восторгом простукивали стены дома, с энтузиазмом бросались вниз в подпол и вверх по лесенке-убийце на чердак, с видом знатоков обнюхивали землю с грядки и грызли яблоки с ветвей. А я все успокаивала свое полено: «Ничего-ничего! Вот сейчас зайдет солнце, и все будет хорошо!» Мне почему-то казалось, что с наступлением темноты весь этот идиллический пленэр рассосется сам собой, завоняет выхлопными газами, и я вновь очнусь в городе, в центре, в пробке, в привычной грязи и вони.

Дудки! Едва солнце скрылось за горизонтом, за забором кто-то завыл, и на небосвод выкатилась зловещая луна. Родственники с факелами отмечали новоселье в саду, а я с грустью думала о том, что, вероятно, именно так и выглядит та самая ночь, которая обещает стать последней. Наконец из моего полена вылез огромный паук, я заорала так, что за забором обиженно замолчали, за столом затянули колыбельную, а я, хлопнув валерьянки, зажмурилась и упала в постель.

Сон не шел. В черном-черном небе висела желтая, как зуб мертвеца, луна, мерцал Млечный Путь, а над землей в тишине и темноте носились невидимые духи приусадебного хозяйства. Я попыталась взять себя в руки, отцепилась, наконец, от подушки и только принялась убеждать себя в том, что, в сущности, это так мило – сон на чистом воздухе, на природе, как вдруг за окном ухнул филин. В ответ из кустов застрочили пулеметами цикады, тут же забрехали собаки и я, к своему ужасу, явственно различила среди бодрого лая тоскливый волчий вой. К нему-то я и присоединилась.

Когда за завтраком домочадцы обменивались впечатлениями, они вдруг с удивлением обнаружили, что всем приснился один и тот же сон – всклокоченная лунатичка, бродившая по дому в поисках парашюта. Парашюта не было, как и надежды на спасение, ночной кошмар уступил место дневному, уезжать отсюда никто не собирался, и я, расчесывая в кровь зудящие от комариных укусов бока, попыталась смириться с новой жизнью и найти в ней что-то положительное.

Спустя три недели я все еще верила в существование этого самого положительного. Нет, то, что здесь с утра всходило солнце, уже было в каком-то смысле подарком. Только после этого, нахлебавшись моей крови, замолкало, наконец, то, что в просторечии называлось комарами. Эти скоты не боялись ничего. Периодически в ушах раздавался мощный инсультный звон, и всю ночь без перерыва работали чавкающие кровососущие помпы. Наутро некоторые укусы опухали так, что, казалось, у меня по всему телу режутся зубы. И ведь никого, кроме меня, эти твари не трогали! Я только и слышала со всех сторон слащавые рассказы о чудных ночках, птичьих трелях и песнях сверчков. Меня истязало все, что двигалось и не двигалось, вместо птичек надсадно орало голодное воронье, а у того соловья, что устроился в ветвях березы под моим окном, заело дорожку, и он два (!) часа подряд пилил одно и то же.

Теперь мое утро начиналось с того, что я разгоняла в ванной комнате заснувших где попало насекомых. Чтобы как-то наладить коммуникацию, я решила дать имена основным постояльцам. Это не помогло. Паук Жора продолжал упаковывать унитаз в паутину, а мокрица Бэла не собиралась покидать самовольно занятую мыльницу. Когда в одно прекрасное утро я нашла детей Бэлы в своей зубной щетке, я решила поджечь дом. Но не успела.

Привлеченная шумом непонятного происхождения, я выглянула в окно и впервые за эти дни оживилась. На моих глазах несколько невысоких человечков в камуфляже тащили через наш двор большую ель. Я, как хорошая собака, тут же поняла, что не бывает большей радости с утра, чем приличная заварушка, встряхнулась и поскакала наводить порядок.

Довольно долго над окрестностями носилось эхо оживленной беседы. Мне кричали:

– Девшка, твой мамш, отцепсь от дерва!