Сто лет в России - Саша Кругосветов Страница 22

Баба Дуся в Гришке души не чаяла. Надоели ей эти девки. Тамара, Вера. Теперь Ирка. А тут наконец мальчишка. Баба Дуся подолгу сидела на улице на скамейке. Помалкивала, с соседками ничего не обсуждала – у меня давление, объясняла она, вредно разговаривать, незачем зря языком чесать. А как Гришеньку увидит… разулыбается… и без остановки – говорит и говорит: «Гришенька – то, Гришенька – се…»

Как часто бывает между детьми, Ира с Гришей иногда ссорились. Иногда и дрались. Ира росла крепкой девочкой. Могла скрутить Гришку в бараний рог, хоть и младше его на год. Но старалась сделать это не больно. Гришка же, наоборот, молотил кулаками без оглядки.

Вот приехал Гриша – студент. Ира – тоже студентка. Первые годы Гриша был во всем как член семьи. Открытый, веселый. Как прежде – озорной. Прекрасный рассказчик. С Ирой – опять брат и сестра. Много времени проводили вместе. Им интересно друг с другом. Гриша много читает, много знает. Ира тоже развитая, интеллигентная девушка.

На четвертом курсе Гриша привел жену Олю, разбитную, живую, кокетливую. Оля обратила внимание на симпатичного парнишку, который всегда с книгой. Проявила инициативу. Можно сказать – сама его выбрала. Оля вела себя в семье Миши с Верой довольно бесцеремонно. Бабка умрет, Гришенька, мы в эту комнату, побольше, переедем. Какая разница, что Дуся все слышит через стеклянную дверь? Чего с ней считаться? Гриша любил жену. «Пропишите Олю у нас», – предложил Гриша дяде с тетей. Миша с Верой не согласились. Поживите так сколько-то времени. Пропишешь чужого человека, потом хлопот не оберешься. Верно сказали Миша с Верой. Чистую правду. Через год Оля нашла другого, ушла от Гриши. Тот считал, что именно дядя с тетей во всем виноваты: из-за них ушла от него жена. Прописали бы, так не ушла. Затаил обиду. Кто там прав, кто виноват – разве сейчас поймешь. Может, и была у него причина для обиды. У Веры язычок-то не очень. Могла и наговорить что-то сгоряча, не подумав как следует.

Гриша при переводе в Корабелку попал на не самый лучший факультет. Его называли «девчачьим». Помесь экономики и управления. «Как же ты работать будешь, у тебя ведь нет специальности?» – спрашивала его Ира. «Специальность не нужна. Надо уметь управлять людьми», – заносчиво отвечал Гришка. После окончания института пошел работать инструктором райкома комсомола. С того времени будто кто-то подменил парня. Приходил домой отстраненный, высокомерный. Ни слова в простоте не скажет. А уж об окружающих – и говорить нечего. Всех презирал. «Крестьяне, – говорил он, – что с них взять?» Веру с Мишей тоже презирал. И сестру Иру. Ире было особенно обидно. Она любила брата. Чем это она вдруг хуже его стала? Гришу не остановить – и те «крестьяне», и эти «крестьяне». Сам-то он – не «крестьянин» какой-то. Своим путем шел Гриша, шаг за шагом, хотел быть с другими, с теми, кто руководит огромной страной по законам зоны. Мечтал стать своим в стане душегубов и людоедов. Может, уже и стал. Женился на «своей», тоже из райкома. Долго просидел инструктором, чтобы получить направление в Академию народного хозяйства. И пошел, пошел. Далеко пошел? Кто знает? Слышали, что работал одно время в Кувейте. Что пришлось ему бежать во время оккупации Кувейта иракскими войсками. Потом возвращался, спасал свои – то ли капиталы, то ли другие активы.

Гриша решил отделиться от родственников. Вера с Мишей не возражали. Нашли подходящий обмен. Вера с Мишей, Ира и баба Дуся переехали в такую же, один в один, квартиру, только трехкомнатную. Гришка получил собственную жилплощадь. С родственниками перестал общаться. Осталась между ними стена взаимных обид и недоверия. Бабу Дусю, которая очень любила Гришку, не навещал. Здоровьем ее не интересовался. А к старости баба Дуся тяжело болела. Пришел уже на похороны. Ни с кем особо не говорил. Легко объяснить: похороны – не место и не время для болтовни. Держался неприветливо. По всему чувствовалось – чужой он в этой семье. Кто знает – может, и не его в том вина.

Однажды, совсем недавно, Ирина приятельница Нина, прекрасный человек, показывала фотографии своей молодости. Когда-то она работала инструктором райкома комсомола. На групповой фотографии Ира увидела Гришу. «Кто это?» – спросила она безразличным голосом. «Гришка, инструктором работал, – ответила Нина. – Такая сволочь». Мы все его не любили. Ира не сказала, что Гриша – ее брат.

Когда-то где-то Гриша был инфицирован. Как передается эта инфекция? Почему дети – близкие родственники, – живущие в одной семье, выбирают разные дорожки? Как, от кого получил Гриша вертухайскую бациллу? Укус вертухая заразный, как укус вампира. Заразился. И примкнул к могущественному племени ветрухаев, превратившему страну в лагерь. И держащему всех нас в своем потном кулаке.

Множится племя вертухайское. Не скоро мы от него избавимся. До сих пор живем под пятой потомков, детей и внуков вертухаев. Может быть, не потомков, а «наследников». Сколько детей номенклатурных работников, сколько функционеров комсомола сейчас у руля. Шустрый, беспринципный А. Митрофанов, лучший политактер нашего времени В. Жириновский, киндер-сюрприз С. Кириенко, очаровательнейшая В. Матвиенко. Все скорострельные, все знают ответы на любые вопросы. Для них мы с вами – просто население страны, люди второго сорта. К списку «наследников» следует отнести, по моему мнению, и МБХ, Михаила Борисовича Ходорковского. Человека безусловно симпатичного, интеллектуального и мужественного. Но такого же, как и вся остальная вертухайская братия. Несмотря на незаслуженные гонения, несмотря на все ваши действительно выстраданные либеральные и даже почему-то левые взгляды (странное сочетание), не верю я вам, Михаил Борисович. Начинали вы не как специалист, сознательно начинали как освобожденный комсомольский секретарь. Потом НТТМы (центры творчества молодежи) при комсомольском райкоме – импорт, сбыт компьютеров, варка джинсов, сбыт алкогольных напитков, в том числе – поддельного коньяка. Очень интеллектуально. Навалом творчества. Туда же, в эти аппаратно придуманные НТТМы и денежки государственные вливались. Понравилось, видать, МБХ греться под бочком у сильных мира сего. Закон природы. Маргинал стремится покинуть свою группировку и примкнуть к доминирующей группе. Это и роднит Михаила Борисовича с героем нашего повествования Григорием, племянником Михаила. Оба укушены вертухаем. Одного поля ягоды. Только МБХ – посочнее и покрупнее. Я, конечно, не вправе судить Ходорковского. Да и не сужу. Мне кажется, что нелегкие испытания, выпавшие на его долю, и мужество, с которым он их встречает, давно и с лихвой искупили заблуждения и ошибки молодости.

Не могу обойти вниманием я и новую вертухайскую номенклатуру. Взгляните на вечно раздраженные лица Железняков и Яровых. «Крестьяне, крестьяне, – шепчут они злобно. – Куда бы нам деть это никчемное и никому не нужное население России?» Вот и пишут законы: запретить, урезать, ограничить, наказать. Не для себя законы выпускают, для нас с вами. Особенно переживать из-за этого не станем. Как говорится: у нас своя компания, у них – своя.