Книга судьбы - Паринуш Сание Страница 22

– Да, кольцо вряд ли обойдется дороже.

Отец ушел, забрав с собой Али. К счастью, с начала лета он стал брать Али с собой на работу, и дома наступили покой и тишина. Оставайся Али дома – Аллах один ведает, что бы со мной сталось.

Мать вошла ко мне и сказала:

– Просыпайся. Пора собираться. Я дала тебе сегодня поспать, чтобы у тебя было больше сил.

Я села, обнимая колени, и решительно заявила:

– Я никуда не пойду.

Когда дома оставались одни женщины, я становилась храбрее.

– Вставай! Нечего вести себя как балованный ребенок.

– Я никуда не пойду.

– Пойдешь как миленькая! Я не позволю тебе спугнуть такую удачу. Уж никак не теперь.

– Удачу? Ты хоть знаешь, что это за люди? Кто мой жених? Он к нам даже не соизволил прийти.

И в этот момент заверещал дверной звонок, и к нам вошла госпожа Парвин – нарядная, бодрая, в черном хиджабе.

– Я решила зайти пораньше на случай, если вам понадобится помощь. Кстати говоря, я подыскала замечательную модель свадебного платья. Надо только ткань подходящую выбрать. Хотите взглянуть?

– Помогите мне, госпожа Парвин! – обратилась к ней матушка. – Девчонка опять заупрямилась. Может быть, вы уговорите ее встать и умыться?

Госпожа Парвин сняла свои туфли на высоких каблуках и зашла в комнату. Она рассмеялась и сказала:

– Доброе утро, красавица-невеста. Вставай, умывайся, приведи себя в порядок. Гостьи вот-вот придут, мы же не хотим, чтобы они подумали, какая, мол, у них невестка ленивая.

При виде сосватавшей меня соседки я так и загорелась гневом, закричала:

– Да кто ж вы такая? Сколько вам заплатили за меня?

Мать обеими руками ударила себя по лицу и завопила:

– Замолчи! Покарай тебя Аллах! Эта девчонка проглотила стыд и выблевала скромность.

И она бросилась на меня, чтобы задать мне трепку. Вытянув руку, госпожа Парвин остановила мою матушку.

– Не надо, прошу вас. Девочка сердится, у нее есть на это причины. Позвольте мне поговорить с ней. Оставьте нас вдвоем. Через полчаса мы будем готовы.

Мать вышла из комнаты. Госпожа Парвин закрыла дверь и прислонилась к ней. Чадра ее размоталась и спускалась на пол. Она смотрела на меня, но как будто не видела. Она смотрела куда-то вдаль, на то, чего в этой комнате не было. Несколько минут протекли в молчании. Я с удивлением следила за этой непонятной мне женщиной. Наконец она заговорила – каким-то странным голосом. Не таким уверенным и звонким, как обычно. С горечью, с грустью.

– Мне было двенадцать, когда отец выгнал мать из дому. Я тогда училась в шестом классе – и вдруг я оказалась матерью для своего братика и трех сестер. От меня требовали того же, что от настоящей матери: вести дом, готовить, стирать и чинить одежду, присматривать за малышами. И когда отец женился во второй раз, обязанностей у меня меньше не стало. Мачеха была как все мачехи. Нет, она нас не мучила, голодом не морила, но собственные дети были для нее куда важнее, чем мы. Наверное, это правильно.

С малолетства мне напоминали о том, что, перерезая пуповину, мне в ухо шепнули имя моего двоюродного брата Амира-Хуссейна. За него я и должна была выйти замуж. Дядюшка всегда звал меня своей “красоткой-невесткой”. И я сама не знаю, с какого времени – сколько себя помню – я была влюблена в Амира. Когда мать нас бросила, он стал моей единственной опорой. И он тоже меня любил. Всегда находил предлог, чтобы зайти к нам – усаживался возле пруда для омовений и смотрел, как я тружусь по дому. Порой он говорил: “У тебя такие изящные ручки. Как же ты справляешься со стиркой?” И я оставляла самые трудные дела до того часа, когда придет Амир. Мне нравилось, как он поглядывал на меня, с заботой и состраданием. Он рассказывал моим дяде и тете о том, как трудно мне живется, и когда дядя приходил к нам, он всегда говорил отцу: “Дорогой мой, нужно пощадить это бедное дитя. Ты к ней жесток. Почему она должна расплачиваться за то, что вы с женой не ужились? Хватит упрямствовать. Сходи за своей женой, возьми ее за руку и приведи обратно домой”. – “Нет, брат! Никогда! И не произноси при мне имя этой распутницы. Я трижды разведен с ней для полной уверенности – так что она уже не вернется”. – “Тогда придумай что-нибудь. Девочка тает на глазах”.

Перед уходом жена моего дяди всегда обнимала меня и прижимала к груди, а у меня из глаз катились слезы: от нее пахло в точности, как от моей мамы. Не знаю, может быть, я была избалована и не понимала своего счастья. В конце концов отец нашел решение – взял себе женщину с двумя детьми от первого брака. Наш дом превратился в детский сад – семеро детей мал мала меньше, и я за старшую. Не стану утверждать, будто все хлопоты были на мне, но с утра до поздней ночи я крутилась по дому и всегда что-то оставалось несделанным, тем более что мачеха строго соблюдала всевозможные предписания насчет ритуальной чистоты. Мои дядя с тетей не пришлись ей по нраву, она считала, что они держат сторону бывшей жены, так что первым делом она запретила Амиру приходить к нам. Она сказала отцу: “С какой стати этот бездельник торчит тут все время и подсматривает за нами? Да и девочке пора уже закрывать лицо”. Еще через год она под тем же предлогом вовсе перестала пускать дядю с его семьей в дом. Как же я по ним скучала! Теперь мы могли видеться лишь тогда, когда все вместе ходили в гости к тете. Я просила двоюродных сестер, чтобы они пригласили меня переночевать у них, а чтобы мачеха не ворчала, приходилось забирать с собой всех детей. Так прошел еще год. Каждый раз, когда мне удавалось увидеть Амира, он оказывался еще выше ростом. Не поверишь, какой это был красавец. Ресницы такие длинные, что от них на щеки ложились тени, словно от солнечного зонта. Он писал для меня стихи, покупал ноты к песням, которые мне нравились. Он говорил мне: “У тебя красивый голос. Научись петь эту песню”. Врать не стану, читала и писала я не очень-то хорошо и уже забывала то, что выучила в школе. Амир обещал заниматься со мной. Прекрасная была пора! Но тетя стала уставать от того, что я все время торчу в нее в доме, а ее муж начал ворчать. И мы почти перестали видеться друг с другом. На следующий год я просила и молила отпустить меня в гости к дяде. Отец готов был уступить, но мачеха заявила: “Ноги моей не будет в доме этой ведьмы”.

Не знаю, почему мачеха и жена дяди так невзлюбили друг друга, но я, несчастная, оказалась промеж двух огней. На Новый год я видела их всех в последний раз. В доме дяди. Тетя устроила так, чтобы отец и дядя могли поговорить. Думала, они помирятся. Мы сидели в гостиной наверху. Детям велели выйти. Мы с Амиром пошли в комнату на первом этаже, малыши выбежали поиграть в саду, а дочери моего дяди готовили на кухне чай. Мы остались наедине. Амир взял меня за руку. Меня бросило в жар. Его руки были горячими, ладони слегка вспотели. Он сказал:

– Парвин, мы с отцом поговорили. В этом году я получу аттестат, и тогда мы придем к вам и будем просить твоей руки. Отец сказал, можно справить помолвку перед тем, как я отправлюсь на военную службу.