Англия на выезде - Джон Кинг Страница 22

Стоя над толчком, Гарри разглядывал граффити, смесь аяксовско-фейенордовских футбольных лозунгов и наркоманской чепухи. Он хотел было тоже написать что-нибудь, но зачем? Он слишком стар для граффити. Кто-то тужился в соседней кабинке, и Гарри постарался уйти побыстрее.

Гарри вернулся к стойке за своей выпивкой. У пива оказался странный вкус, который сильно отличался от того, к чему он привык. Но он сам его выбрал, так что какие могут быть разговоры. Он улыбнулся двум женщинам, сидевшим у стойки. Они тоже улыбнулись, в лучших голландских традициях, спросили, не англичанин ли он. Гарри кивнул и присел рядом. Они ели что-то, похожее на бифштекс под соевым соусом. Он почувствовал голод. Девушки сказали, что это сатайя, индонезийская штука. Они сказали, что Индонезия была раньше голландской колонией, что удивило Гарри, поскольку он не знал, что были еще колониальные империи, кроме английской и испанской. Это все равно что индийская жратва дома. Сатайя распространяла соблазнительный аромат, и Гарри заказал себе то же самое, продолжая болтать с девчонками. Тихо играла музыка Rolling Stones, бармен за стойкой мыл пластиковые Стаканы.

Вот это настоящая жизнь — сидеть в уютном местечке, разговаривая с двумя клево выглядящими местными девчонками, немного Похожими на хиппи, хотя нет, скорее на каких-нибудь байкерш, у них длинные волосы, брюки у одной красные, у другой зеленые, Но он бы не отказался, если бы они предложили ему минет, а грудь у обеих была гораздо меньше пятидесяти дюймов. В воздухе он ощущал запах шмали.

— Что делаешь в Амстердаме? — спросила первая волосатая.

— Я здесь только на пару дней, просто собираюсь отдохнуть, — ответил Гарри. — Я еду в Берлин с друзьями.

— Ты был там раньше? Знаешь там кого-нибудь?

Гарри почувствовал себя так, будто разговаривает с двумя операми. Он хотел было сказать, что едет на футбол, но потом подумал о той чепухе, которую, наверное, и здесь в газетах пишут, и решил, что это не лучшая идея. Волосатые не понимают таких вещей. Он не хотел оттолкнуть их, хотя и не собирался их трахать. Всему свое время и место. Попозже, может быть.

— Нет еще, но я думаю, мы там с кем-нибудь познакомимся.

Два амбала вошли и сели рядом с девчонками. Здоровые ублюдки. Должно быть, двадцать стоунов в каждом. Но на бычье не похожи. Скорее какие-нибудь Ангелы Ада. Гарри ждал, что в ноздри ему ударит резкий запах. Он слышал, что Ангелы носят одежду, покрытую говном и мочой своих товарищей. Это что-то вроде церемонии приема. Противно, но чего еще ждать от волосатых? Может быть, он и не прав насчет говна и мочи, это больше годится для каких-нибудь извращенцев, а Ангелы определенно не были педиками, да он и не собирался обвинять этих двоих в преступлении против человеческой природы. Он слышал, что они вроде как гангстеры. Он не хотел иметь дело с гангстерами. Он не так уж много знал про Ангелов Ада, только слухи, а по футбольному опыту ему отлично было известно, что газеты врут. Но они были здоровыми ублюдками, все в тату, и на вид им было лет по сорок. Они даже угостили его пивом, когда увидели, что их девчонки мило беседуют с ним.

Гарри выпил еще две пинты, потом один из Ангелов предложил ему косячок. Настоящая жизнь, но он все-таки чуть не засмеялся, представив себя в такой же ситуации дома. Если бы двое парней зашли и обнаружили, что какой-то тип болтает с их подругами, они предложили бы ему нечто большее, чем выпивка и травка. Но голландцы — классные люди, и они нравились Гарри. Давай, Европа.

Нам не пришлось долго искать Харриса — он сидел на табурете у стойки, а стена за ним действовала как экран. На экране в центре внимания была блондинка, камера показывала то средних размеров грудь, то бритый лобок. Может быть, неплохо выглядящая девчонка заслуживает чего-то лучшего, чем член какого-то ублюдка, брызжуший спермой ей в лицо. Пара галлонов мутантского семени для аппетитной Блонди. А вы говорите о самоконтроле. Блонди откинула голову назад, облизала губы, ее напарник приготовился к следующему спурту. Я уже приготовился услышать репортаж Энди Грея, но звука не было. Фильм без звука, серые тени выплывают откуда-то сзади. Сейчас полдень, десять или около того англичан сидят за столиками, держа в руках бутылки с «Амстелом» и «Хайнекеном». А одному уже не о чем беспокоиться. Спит, уронив голову на стол. Блонди размазывает сперму по щекам и груди. Камера двигается ближе, чтобы весь бар мог разглядеть ее соски. Партнер исчезает, зато появляется другая чикса с массивным черным дилдо, привязанным к пизде. Если не считать его и еще красных чулок, на ней ничего нет. У дилдо золоченая верхушка, намазанная каким-то кремом. Блонди меняет позицию. Камера снова приближается, и мы можем видеть, как въезжает Черная Лесби. Эта новая девчонка не теряет времени, и Блонди скоро начинает сжиматься в экстазе, стонущее лицо — крупным планом. Марк говорит «ебаный в рот, в нашем пабе такого не увидишь», глядя на Картера, который, как известно, спит с Денис, барменшей из The Unity. Наверное, они обычно так же развлекаются. Да, в наших пабах такого не увидишь, но это еще не конец, потому что возвращается прежний партнер; выглядит весьма деловито. Операторы наводят камеру на его член. Блонди открывает рот, заглатывает снова. Съемочная бригада дает общий план, чтобы мы могли полюбоваться счастливой троицей; сами операторы и режиссер, наверное, дрочат где-то за кадром. Но блондинка в самом деле неплоха, ей, наверное, немало платят. Примерно через двадцать секунд ее партнеру надоедает оральное удовольствие, и он уступает место какому-то арабу, возникшему из темноты. В баре раздаются недовольные возгласы — некоторым партиям не слишком понравилась картина обслуживания верблюжатника белой девчонкой. Напарник отодвигает в сторону Черную Лесби и зарывается в попку Блонди. Камера показывает ее лицо крупным планом, когда напарник въезжает внутрь. На лице — страстная гримаса. С таким талантом пора в Голливуд. Показывает парням в баре, что ничего так не любит, как шесть хороших дюймов в своей грязной клоаке. Грязный Араб на другом конце так стонет, словно ему впервые отсасывает девчонка. «Бландынка, слющай». Не верит своему счастью. Привык в своей пустыне трахать верблюдов и палестинских тинэйджеров, и вот наконец вкусил прелести гетеросексуальной любви.

— Подвинься, парень, — смеется Картер, — моя очередь.

За столиком рядом сидит седая женщина со стаканом красного вина. На лице — счастливая безмятежность. Наверное, мама Блонди. Интересно, как бы она себя чувствовала, если бы на экране действительно была ее дочь?

— У нее будут проблемы, когда она захочет посидеть, — говорит Марк. — Да и кому после этого ее партнера захочется ей засунуть? Лучше бы он себе засовывал.

— Так он же не пидор. А потом, он не сможет.

Харрис оборачивается, смотрит на экран. Поворачивается к нам снова.

— Прошлой ночью было еще хуже, — говорит он, — сейчас все вполне прилично.

Подходит Картер, заказывает пиво.

— Это Йохан, — говорит Харрис, представляя нам скинхеда, наливающего выпивку. — Он живет в Амстердаме, но болеет за «Фейеноорд».

Йохан кивает нам, наливает пиво. Говорит, чтобы мы чувствовали себя как дома.