Самая прекрасная земля на свете - Грейс Макклин Страница 22

Я поставила человечка, которого сотворила, среди других людей. Они стояли вокруг и указывали на него пальцами. Человечек пытался вырваться из окружения, но его не пускали. Он кидался то туда, то сюда, но ему не давали проходу. Тогда он сел и заткнул уши пальцами. Я смотрела на него, и мне делалось все легче. Я понятия не имела, что будет дальше, но, что бы ни было, я знала: Нилу Льюису это не понравится.

Потом я села писать дневник. Когда хлопнула входная дверь, я спрятала дневник под половицу и побежала вниз. В ногах было так, будто я только что пробежала кросс, а сердце стучало в ушах.

В тот вечер папа зажег камин в передней комнате — это значило, что у него хорошее настроение. Именно в передней комнате хранятся все мамины вещи: черное пианино с золотыми подсвечниками, швейная машинка «Зингер» с педалью внизу, бело-розовый диванчик и два кресла, на которые она сшила чехлы, занавески с люпинами и мальвами, подушки, которые она вышила. Когда я подрасту, мне разрешат пользоваться маминой машинкой.

В передней комнате было здорово, будто на корабле. Дождь и тьма ломились в окна, но внутрь проникнуть не могли. Бушевал ветер, волны вздымались все выше, брызги перелетали через борта, но у нас было сухо и уютно. Папа потягивал пиво, а я налила себе лимонада и слушала Найджела Огдена, лежа на животе в полукруге света от камина.

Я рисовала стоящего на земле ангела из Книги Откровений, того, который дал апостолу Иоанну книжку, сладкую как мед и горькую одновременно. А ведь именно это и сказал в моем сне тот старик о камне, который я выбрала, а я так и не поняла, что это значит. Я все думала, важно ли, что на первом месте, а что на втором, горечь или сладость, попыталась вспомнить, в каком они шли порядке, но так и не вспомнила.

Я люблю Откровение. Оно почти все — про конец света, только последние несколько глав — о том, как все будет после, в Красе Всех Земель.

— А Армагеддон — он какой будет? — спросила я.

— Это будет величайшее событие в истории, — сказал папа, голос его звучал спокойно и добродушно. Он глубоко уселся в кресло и вытянул ноги.

Я поднялась на колени.

— А громы и молнии будут?

— Возможно.

— А землетрясения?

— Может быть.

— А град пойдет, а огненные шары будут кататься по улицам?

— Бог все свершит так, как сочтет нужным.

— Но ведь это довольно странно, правда? — сказала я. — Убить столько людей…

— Ничего странного, — ответил папа. — Ты же помнишь, их уже много лет пытаются предупредить.

— Ну а если один-другой не услышали предупреждений? — спросила я. — Не по своей вине? Ну, если, например, они не слушали, потому что кто-то сказал им не слушать? Бог их простит?

Я посмотрела на свою картинку. Лицо ангела было строгим. На руках буфами выступали мускулы. Вид был такой — не простит.

— Господь способен читать в сердцах, Джудит, — сказал папа. — Наше дело — предоставить все эти вещи Его воле.

Когда он мне это напомнил, мне стало легче, и я продолжила рисовать ангела. Закончив, я показала его папе.

У ангела были голубые глаза и волосы как солнце. Одной ногой он стоял в Египте, а другой — в Алжире.

— Это Великая Рифтовая долина, — сказала я на случай, если папа не заметит.

Папа сказал:

— Замечательно. — А потом сказал: — А почему ангел обеими ногами стоит на земле?

— Что?

— Он должен одной ногой стоять на море.

— Правда?

Я открыла Откровение, 10-ю главу. Папа оказался прав. Но если теперь закрасить Алжир синим, он в результате станет фиолетовым, да и форма выйдет неправильная. Я спросила:

— А это очень важно?

Сама-то я знала, что важно, потому что ангел — это не только аллегория, но еще и символ, то есть он наделен особым значением, как вот Предопределение, а значит, и все детали исполнены особого смысла. Я взяла резинку. И тут грохнул почтовый ящик. Три коротких удара.

Папа пошел к дверям. Открыл, но я не услышала никаких голосов.

— Кто там? — спросила я, когда он вернулся.

— Никого. — Он подбросил дров в камин и отхлебнул пива.

— Никого?

— Никого.

— А-а, — сказала я.

Я стала стирать ангелу ногу, но под резинкой все размазалось. Я вздохнула:

— А может, ангел просто подвинулся. Или у него нога замерзла в воде.

Пока я говорила, почтовый ящик грохнул снова, три коротких удара. На этот раз еще до того, как папа открыл дверь, я услышала стук калитки и смех. Я выглянула из-за шторы, но никого не увидела.

Когда папа вернулся, я спросила:

— Кто там?

— Мальчишки балуются. — Он подбросил еще дров в камин.

— А-а, — сказала я.

Папа казался спокойным, но я видела, что он сердится. Он терпеть не может, когда в дверь громко стучат или когда ею хлопают, потому что в нашу дверь вставлено красивое витражное стекло с изображением дерева — его восстановила мама. Папа часто говорит, какое оно замечательное. Я взяла чистый лист бумаги и нарисовала голову ангела. Не хотелось больше думать о том, что сказал папа. Я как раз начала раскрашивать голову, когда почтовый ящик грохнул снова.

На этот раз папа пошел к задней двери. Я услышала вопль, топот бегущих ног, потом стукнула калитка.

Через минуту папа вернулся, смеясь. Он сказал:

— Я их застал врасплох!

— Кого?

— Мальчишек.

По моему телу прошла горячая волна.

— А что они делали?

— Безобразничали.

— А они убежали?

— Да. Бросились наутек, как только меня увидели. Не ждали, что я зайду сзади.

Я посмотрела на ангела.

— А как они выглядели? — спросила я.

— Да просто мальчишки. Примерно твоего возраста. У одного вихры светлые. Рослый такой. Не из твоих приятелей?