Тиски - Олег Маловичко Страница 22

Фасуют двое, третий висит на шухере, оглядывая из окошка мансарды окрестности. Со сторожем на въезде есть договоренность, чтобы мигнул светом, если что, но безопасность лишней не бывает.

В бумбоксе играет что-то медленное и спокойное – типа Снупа или Полубакса. Крот таки напяливает повязку-респиратор из аптеки, и не потому, что любит повыделываться, – просто один раз он хорошо, с соплями, чихнул на стафф, лишив себя трехсот баксов. Твой косяк – тебе платить. Это был самый дорогой чих в его жизни, но он не расстроился. История, которую можно рассказать внукам, стоит дороже, говорит он.

Развоз – самая опасная штука. В моей записной – весь график нашего движения, кому, когда и сколько привезти, кто и сколько должен.

На второй месяц работы Денис хлопнул в ладоши и сказал: «Hey, hey!.. Stop the camera, stop the press…» Мы постоянно возим. Надо от этого уходить, самое палево. У нас все время или стафф, или ствол в машине.

И теперь мы возим по четвергам, чтобы подготовиться к наплыву пятничного утра. Первыми приходят «метисы» – так мы называем ребят, по виду которых никогда не скажешь, что они торчат. У них может быть работа, семья, бизнес, но все это для виду. Плата обществу за возможность вмазаться. Их настоящая жизнь начинается по окончании рабочей недели. Они выдумывают какую-нибудь охоту, или слет одноклассников, или чемпионат по авиамоделированию в соседней области и валят из дома на торч-хату. Наверняка их жены висят на измене, думая, что муж завел бабу на стороне. Если бы они узнали правду, они бы предпочли, чтобы муж изменял. «Метисом» нельзя оставаться долго. У тебя есть год. Через год ты можешь подвязать – через характер, через бабки, через религию – или окончательно нырнуть в движение. Тогда ты становишься торчем.

Если метисы приходят с утра, чтобы взять спокойно и не тыцкаться в стремных местах вечером, то торчи подходят днем, а то вдруг вечером не хватит. Торч – это вполне себе продвинутый пацан, который уже определил свой кайф и свою дорогу. Они нигде не работают, эти торчи, потому что на второй неделе их выкупают. Вместо работы торчи подмучивают. Кто-то ворует, кто-то торгует краденым, у кого-то дела со стаффом. Половина мелких уличных дилеров – торчи. Работать с ними всегда стремно – есть маза, что он зажилит все себе, будет неделю колоться, а на следующей не вернет тебе бабки за стафф. Поэтому все торчи в моей книжке занесены в отдельную колонку. С ними работа только в бабки.

Торч еще вменяемый. Он вполне может уехать к бабке в Донцово, отожраться там пару недель на сметане и домашних пирожках и ни разу не ширнуться. Он может оттягивать кайф, мечтая о том, как вернется в город, в пятницу приедет к нам, возьмет пару чеков и вмажется. Но долго без геры он прожить уже не может. Это единственная ценная для него часть жизни. Когда он это понимает, слезть уже невозможно. Через месяц или год, у кого как, торч переходит в разряд конченых.

А конченые – это те, кем постоянно пугают газеты, телевизор и прочие медиа. Конченый живет от прихода к приходу. В башке конченого – измененные системы координат. Они не преступники и не злодеи, нет. Просто мы и они по-разному смотрим на мир. В центре вселенной конченого – стафф, а все остальное – серость, зал ожидания.

Мы работаем в основном по клубам, улицы у Вернера окучены и без нашего. Главное – договориться с рулевым, администратором или менеджером, чтоб он и охранники смотрели в другую сторону, пока мы шустрим в толпе.

Там, где нет договоренностей с рулевыми, мы запускаем своих пацанов, чтобы проверить обстановку. У нас на подсосе – десяток малолетних торчей. Если начинаются проблемы с рулевыми, подключаемся мы. Нарвавшись на серьезных ребят, извиняемся и уходим, но такие случаи – редкость. Обычно мы ломаем клуб под себя. После случая со Штефой мы ни разу не обращались к Вернеру и справлялись сами.

Еще мы должны смотреть за районом и сообщать Вернеру, если вдруг кто-то сунется на пятаки со своим стаффом. Пока проблем не было – перспектива разборок с Вернером отпугивает от пятаков даже самых прожженных беспредельщиков из других районов.

С Симкой я порвал полтора месяца назад. Сразу после разговора с Кротом. Я не заехал за ней на следующий вечер, как мы договаривались. А потом несколько дней подряд не отвечал на звонки. Тогда она пришла к Денису. Дэна дома не было, и Симка нарвалась на Машу. Не знаю, до чего они тогда договорились, но тем же вечером Денис отвел меня в сторонку в гараже и, крутя пуговицу на моей куртке, сказал, что у него у самого с Машкой проблем достаточно, не хватало еще мои рулить. Дэн попросил меня как-то затушить эту ситуацию, чтобы она его не долбила. Я вышел на улицу, отошел подальше, почти к самой будке сторожа, и позвонил Симке. Сначала вообще хотел обойтись эсэмэской, но что-то в последний момент меня остановило. Что бы там Крот про нее ни говорил, а она нормальная девка в принципе.

– Ты точно решил? – холодно и спокойно спросила Симка.

– Да.

– Почему?

– Не важно.

Повисла долгая пауза. Симка ничего не говорила, и мне давно следовало отключиться, но почему-то я этого не делал. Не знаю, чего я ждал.

– Я подожду, Пуля. – По ее голосу я понял, что Симка плачет. – Я тебя столько ждала, подожду еще. Ты же это не всерьез, Пуля, правда? Ты проверяешь меня, да? Это жестоко, Пуля, ты сволочь, и я тебе потом отомщу, я тебя на куски порву, но пока я буду ждать.

Я отключил связь и вернулся в гараж. Фасовать, продавать и отчитываться.

А сегодня утром Симка вламывается ко мне домой. Здоровается с матерью, с еще не отошедшим от вчерашнего батей и влетает в мою комнату:

– Хочешь расстаться – без проблем, взрослые люди. Но я имею право знать, почему, иначе я с ума сойду!

И я решаюсь спросить. Зная заранее, что врать она не станет, а от правды мне будет больно.

– Ты… У тебя было… с Кротом?

– Вот оно в чем дело???

Она качает головой, глядя на меня с презрением, словно отказываясь верить, а к моему горлу подкатывает комок, и хочется спрятаться, под землю провалиться, лишь бы не видеть этого обвиняющего взгляда.

– Да, было, – говорит она, и в ее глазах скапливаются слезы, – с Кротом, и не только с ним! Но я не блядь, Пуля. Ты ведь тоже мне не мальчиком до­стался…

– Это другое совсем, – защищаюсь я.

– Ну да, конечно. – Симка плачет. То есть она как бы плачет, слезы падают из глаз и чертят дорожки на щеках, но голос ее не дрожит, в отличие от моего, и она смотрит на меня в упор, а мне хочется спрятать глаза и смотреть куда угодно, лишь бы не на Симку, чтобы не видеть обиду и презрение в ее глазах.

– Речь не о том, Пуля. Не кто когда и с кем был тысячу лет назад, в другой жизни. Речь о нас с тобой, о тебе и обо мне. Ты меня любишь? Пуля, ты меня любишь, ответь мне!

Я поднимаю глаза и смотрю на нее. Она ждет моего ответа.

– Да. Я тебя люблю. Но я не смогу быть с тобой. Лучше разойтись прямо сейчас.